– Ты пойми, – уже чуть ли не шепотом убеждает Чилаго продавец, – это же армейская вещь, за такое выселяют с дзайбацу без определенных частей организма. 100 % предоплаты, только так, приятель, только так.
Чилаго молчит. Долго, так что Шанти начинает сомневаться, а будет ли вообще у этого разговора продолжение. Но вот он что-то двигает по столешнице – пустую кофейную чашку? – и отвечает:
– У меня сейчас нет таких денег.
– Я могу подождать, – заверяет громадного латиноса продавец. – И ты, приятель, тоже можешь. Десять лет ждал, от пары недель ничего не изменится. Ладно…
Звук отодвигаемого стула. Шанти оборачивается, подает знак официанту. Лысый, весь какой-то неприятно морщинистый, смахивающий на египетскую кошку продавец стремительно идет между столиками. Черный фибер-нейлон куртки засален так, что надпись на спине – «Универсум Инд.» – едва читается.
К столику Шанти подходит официант с чип-сканером, Шанти улыбается и протягивает ему запястье. Официант сканирует невидимую глазу метку. Где-то на втором уровне планеты с одного сервера на другой перекочевывают биткоины Шанти.
Чилаго остается сидеть, поставив огромные локти на столешницу. Кофейные чашечки кажутся деталями игрушечного набора рядом с этими двумя монолитами мускулатуры. Лицо Чилаго такое мрачное, что само по себе способно вызвать непогоду.
Чего так ждал этот человек в течение десяти лет? И что ему передадут через две недели? И главное, как сказал продавец – «армейская вещь»?
Двери из полупрозрачного пластика разъезжаются перед ней. Шанти подставляет лицо солнцу, автоматически расстегивая молнию своего анорака. Легкий прохладный ветер приятно холодит кожу шеи, на мгновение врывается в густую копнуть черных волос. Шанти чувствует, и на этот раз никакими усиленными рецепторами не объяснить пришедшее понимание, что на ближайшее время это последнее спокойное утро. Как минимум на две недели. Она поворачивается и идет к станции фуникулера. Планета вокруг нее кружится, набирая темп для грядущего дня, а над планетой кружится гигантский Барабан ассемблера и искусственное солнце Синдзюко.
Тако пахал до полудня, сечешь? Лично проверяя работу наборщиков, красильных миксеров, печатных станков. Идея издавать настоящую бумажную газету еще год назад казалась полным бредом даже ему самому. Но поэтому он за нее и взялся, верно? Век, когда само понятие передачи информации путем печати ее на одноразовом, ненадежном источнике, нарушает саму логику обращения с информацией, газета перестает быть самой собой, и превращается в арт-объект, в произведение искусства. Поэтому Тако и не поднимает тираж. Следишь за мыслью? Тако поднимает цену. И никакой подписки. Рано или поздно мода на «Иводзима-калт» пройдет, это Тако понимает. Так что он просто печет пироги, пока печь горячая, да? Но это так же значит, что каждый пирожок должен быть самого высшего сорта. Единственное, от чего Тако пришлось отказаться, это собственно от натуральной бумаги. Эко-контроль дзайбацу наотрез отказался выдавать такое разрешение. Приходится использовать очень тонкие листы пластика из спрессованного мусора. Тако даже собственный пресс купить пришлось. Но все это с лихвой окупилось, и теперь «Иводзима-калт» работала исключительно в плюс. Следишь за мыслью? Все это значит только одно. Тако следовало лично отслеживать весь процесс от набора до печати. И он отслеживал, каждый божий день, кроме субботы. Пренебрегать шаббатом Тако не мог при всем желании, и без того не просто быть Новым Израильтянином с именем Такеши и фамилией Тераучи. Не то чтобы Тако был таким ярым верующим, не думай, но береженного Бог бережет, и все такое.