Затем я вышла в туманное утро, которое темным облаком нависло над Лондоном, втаптывая свои невеселые мысли в грязный снег.
Я шла по дороге, теперь уже такой знакомой мне, и наблюдала за дымом из дымоходов зданий, расположенных неподалеку, и старалась ни о чем не думать. Черная сажа взмывала в воздух, плясала на ветру и становилась единым целым с серыми облаками.
Я замерзла, но меня это не беспокоило, так как холод заставил меня взбодриться, и я лишь немного ускорила шаг. Но вместе с бодростью пришло и осознание, и сокрушение легло на мои плечи. Потому что только прошедшая ночь показала мне масштабы нашего неприятного положения.
Отец и мать поругались. И хотя моя мать не раз демонстрировала свою сварливую сторону, все еще никогда не заходило так далеко, чтобы мой отец настолько терял самообладание. Он всегда был спокойным, благоразумным, и я надеялась, что эта рассудительность поможет ему и в этой ситуации. Но этого не произошло, и теперь они спали в отдельных комнатах.
И в этом была виновата я.
В поле зрения появилась библиотека, изысканное здание, в котором я уже чувствовала себя как дома, и оно своим размером и величием вернуло мне желанное чувство постоянства и спокойствия.
Я поспешила через дверь библиотеки и сразу же заметила на больших часах в вестибюле, что опоздала уже на четыре минуты.
Я вздохнула про себя и решила не подниматься наверх, чтобы повесить пальто. Так как Томас наверняка уже был там, и от того, насколько хорошей и долгой была его ночь, зависело его настроение. И у меня просто не было сил позволить ему высмеивать меня из-за четырехминутного опоздания.
Кроме того, я прекрасно знала, что он сразу заметит мое подавленное настроение, а я еще не была готова говорить об этом, хотя, наверное, мне бы пошло это на пользу.
Поэтому я быстро отнесла пальто, шарф и перчатки в свою каморку, а затем посвятила себя газетам, чтобы сделать вид, что я была здесь все это время.
В какой-то момент появился и Оскар, который вообще-то должен был вернуться только завтра. Но он лишь вкратце объяснил, что они с Коди поменялись сменами, и я не стала расспрашивать дальше, потому что меня это на самом деле не очень интересовало. Филипп Тамс, шаркая, вошел в библиотеку, и Оскар, тихо напевая, принялся за работу, ставя книги, лежащие в тележке, на полки.
Я подошла к нему и дала уже вновь простуженному мальчику два шиллинга, в то время как он пытался подбодрить меня шуточками, заметив мое печальное настроение. Я даже заставила себя слегка улыбнуться ему, чтобы он мог с чистой совестью уйти, а потом решила, что сегодня я не в состоянии спуститься в архив. Поэтому я положила старые газеты в каморку к своему пальто, а затем еще раз глубоко вздохнула.