У старшего сына не находилось слов чтобы выразить терзавшее его отчаяние.
— Усмири гнев. Не сокрушая преград, не достигаем цели, и даже то, что желаемое сокрыто в стане врага, не остановит нас. — Он перевёл взгляд на дочь. — Тильнаваль, хорошо, что твоя мать отозвалась на мой зов. Ты готова послужить дому и народу?
Дева посмотрела в глаза могущественного и страшного эльфа, что был её отцом; посмотрела на свою богиню-мать, стоявшую за ним и нежно касавшуюся плеч, терявших цвет волос; на братьев, которые, невзирая на трудности, гордились ею, плаксивой девчонкой.
— Я жажду служить, повелитель, — ответила Тильнаваль.
///
За долгие века, что дом Сорокопута воевал с людьми, его чародеи в совершенстве овладели одной единственной пыткой, переходившей в казнь, — насаживанием на шипы. Бельфагрон был столь искусен в этом, что во время последней Войны Красной Листвы он и его подчинённые украсили людьми целую дубраву. От крови и тел, распятых на шипах, тогда не было видно коры, а земля стала тёмным болотом.
Теперь одним из таких тел было её собственное, пронзённое четырежды, намертво пришпиленное к вязу.
— Следующий пройдёт рядом со второй почкой, — говорил Бельфагрон, который мог превратить человека в ежовую шкурку, но не дать при этом испустить дух. — Где ты спрятала Сердце, Тильнаваль?
Он с безмолвным презрением разглядывал свою сестру, которая истекала тоненькими ручейками крови, отвергал молитву и ужас, заполнившие её глаза, утомлённо следил за слезами, потом и слюнями, которые стекали по лицу и срывались с подбородка, когда тело вновь тряслось от болевой судороги.
— Что ж…
Она почувствовала мягкий тычок в поясницу, где из коры формировался новый шип.
— Не-е-е-е-е-е-ет! — заверещала женщина в беспросветном отчаянии. — Я скажу!
— Уверена? — Его бровь приподнялась. — Возможно, четырёх было мало, возможно, тебе нужно ещё несколько?
— Нет! Нет! Умоляю, брат, умоляю! — Она тряслась, изуродованная болью и страхом.
— Не зови меня больше братом, — приказал чародей. — Сердце, Тильнаваль?
Пленница улучила момент, чтобы сделать несколько мелких вдохов, её зубы стучали как на морозе.
— Значит, будет пять…
— Эстрэ! — взвизгнула Тильнаваль, извиваясь на шипах. — Сердце в Эстрэ!
Это стало неожиданностью для эльфов, глаза чародея сузились
— Смеешь обманывать меня?
— Нет! Клянусь именем Матери Древ! Я была в Эстрэ, я спрятала его в Эстрэ!
Братья переглянулись, обменялись парой беззвучных слов.
— Допустим такое. Где в Эстрэ?
— В самом сердце, — хрипела она сорванным голосом, — в Синрезаре, на кладбище Плачущих Ангелов…