– Хватит! – требует Мелисса.
– Кто бы говорил! – ворчу я в ответ.
– Заткнись уже! – повышает она голос.
Но я не затыкаюсь, а огрызаюсь.
– Не приказывай мне! Что ты вообще знаешь? У тебя представление о жизни, как о чаепитии для плюшевых мишек! Мы все не можем бить баклуши и играть в ферму целыми днями напролет – кто-то из нас должен работать в реальном мире, зарабатывать деньги и вести хозяйство. Как взрослые люди…
Даже не закончив, я понимаю, что делаю только хуже.
«Расслабься, – только и говорят мне все вокруг. – Посиди немного, успокойся, само уладится», – повторяют они.
Ну что ж, я расслабилась. И что случилось? Сестра моя покраснела от ярости и готова расплакаться. Я веду себя как зажатое в угол животное и, что удивительно, не могу остановиться.
– Ты ничего не знаешь о моей жизни, – произносит Мелисса непривычно четким, каменным голосом. – Не имеешь ни малейшего представления.
«Вот он, – думаю я. – Момент, когда можно извиниться и попытаться все исправить. То, что я должна сделать. То, что сделал бы нормальный человек». Но во мне бурлит адреналин. Люди не разговаривают так со мной взрослой. Никто не разговаривал так со мной с тех пор… с тех пор, как говорила Мелисса. Дома. Тем вечером, когда я уезжала.
Поэтому вместо извинений я продолжаю накручивать себя:
– Ты что, шутишь? Ты едва замечаешь реальный мир – по крайней мере тот, что существует с 1950-х. У кого еще в наше время нет смартфона? Или Wi-Fi? Или чайных пакетиков в виде пирамидок?! Как будто ты специально привлекаешь к себе внимание! Посмотрите на меня, какая я королева драмы! И всегда так вела себя!
– А ты холодная и замкнутая, – отзывается она, прижимая ладонь к челюсти – как я понимаю, чтобы унять свой ноющий зуб мудрости, по поводу которого она так и не обращалась к специалисту.
– Ну что ж, – распаляюсь я, словно лесной пожар, – лучше быть такой, чем эмоционально несдержанной! Посмотри в зеркало и разберись с собой, прежде чем делать замечания другим! И попробуй потратить деньги на что-то полезное, например, на электрическую зубную щетку! Ты – большой ребенок!
Мелисса с шумом отодвигает стул и выбегает из комнаты, эффектно хлопая дверью на весь дом.
– Видите? – обращаюсь я к оставшимся за столом потрясенным викингам. – Никакого внимания к спящим детям и мужчине с пищевым отрав…
Я замолкаю, на тот случай, если это сочтут признанием вины. «Отравление – слишком сильное слово», – рассуждаю я. Но я чувствую, что без объяснения теряю аудиторию, и потому перефразирую: «И к очень больному мужчине».
«Выходит, не такая уж я и холодная и бессердечная?» – хочется мне обратиться к каждой и добиться подтверждения: «