Я избегаю зрительных контактов, пока не завершаю свой путь позора, и вздыхаю спокойно, когда мы оказываемся в спасительном полумраке подземной парковки. Меня подводят к некогда белому пикапу, который, очевидно, и должен стать моей колесницей, и очищают пассажирское кресло от конфетных оберток, старых газет («Собака любит ездить спереди») и наполовину съеденного пирожка.
– Боже, ну и запах, – фыркаю я.
– Великолепный, хочешь сказать? – отзывается она.
– Запах диабета второго типа, – бормочу я.
– Сочту это за похвалу. Ну не пропадать же добру, – она засовывает остатки пирожка себе в рот. – Что?
– Ничего. А ты… неплохо выглядишь.
– Спасибо. Мое тело – это «месть за расставание», – бормочет она сквозь комок слоеного теста, слегка покашливая. – Жру теперь, как Элвис после Рамадана.
Я киваю, словно это все объясняет. Теперь я стараюсь не расспрашивать ее о личной жизни, предполагая, что если случится что-то важное, то она сама мне расскажет. На самом деле, если случится действительно что-то важное, то она расскажет об этом всем. Наверняка под «расставанием» подразумевается разрыв с каким-то бедолагой, который относился к собакам с недостаточным уважением или у которого обнаружилась аллергия к лошадям. Или к «домашним кроликам». При мысли о кроликах я невольно содрогаюсь. («Ты знаешь, что кролики едят собственное дерьмо?» – спросила я ее однажды, прочитав об этом в интернете[7]. «И че?» – был ее ответ.)
Мелисса хватается рукой за подголовник пассажирского кресла и оборачивается, пока мы сдаем назад. Когда мы встаем в очередь на выезд из парковки, я ощущаю ее взгляд на себе. И правда глядит.
– Что? На что уставилась?
– Все в порядке?
– Да! – восклицаю я, чуть громче, чем хотела. – Все в порядке! В полном порядке!
На этом разговор заканчивается, и мы выезжаем из подземной парковки на свет. Я роюсь в своей сумке и нахожу очки – огромные «стрекозы», которые, к счастью, скрывают мне пол-лица. Теперь я выгляжу так, как будто меня увозят по-тихому после тайной встречи, чтобы сбежать от папарацци. Более нелепо выглядеть в грязно-белом пикапе я не могла, даже если бы захотела.
– Слишком ярко сегодня, да? – спрашивает Мелисса. Громко.
Я просто мычу в ответ.
Глухой гул прерывается какой-то трелью. Сначала я подумала, что виной тому древний двигатель, но когда мы оставляем многоэтажную парковку позади, звук усиливается и оказывается ничем иным, как голосом Селин Дион.
Мелисса уверяет меня, что это не ее выбор.
– Местное радио, – говорит она, указывая кивком на приемник, пока мы останавливаемся и снова дергаемся с места, проезжая по оживленным городским улицам под громкие звуки клаксонов, нисколько не смягчающих мое похмелье. Я достаю свой телефон, понимая, что не проверяла его с тех пор, как протрезвела достаточно, чтобы вспомнить, что он у меня вообще есть.