— Надо посмотреть, — сказал Владимир сам себе, и стал одеваться для роли.
Для начала он прогулялся по Старомонетному. Дом Воскарёвых был хорош: белый особняк с колоннами в самом классическом стиле, ни грамма дурновкусия. «Впрочем, — подумал наш актёр, — дурной вкус как раз требует много денег, а их у семейства, как мы знаем, мало».
Он повернул за угол и побрёл по Пыжёвскому, разглядывая дома — особняки, новопостроенные кирпичные коттеджи, старые домики, укрытые от взглядов ветвями яблонь… Дом номер шесть явно был разделён на две половины: правая радовала глаз яркой яично-жёлтой свежей краской и зелёными наличниками, левая сиротливо серела неухоженными досками.
— Интересно… И в какой же половине дома живёт господин Шорн? — спросил сам у себя Владимир, и постучал в левую калитку.
Никто не откликнулся. Правда, где-то за домом взлаяла собака, но тут же и заткнулась, будто цыкнул на неё кто. Суржиков огляделся — нет, более никаких способов вызвать жильцов не наблюдалось, не висел у двери колокольчик и не стояла кнопка модного и дорогостоящего сигнального амулета. Он снова постучал. Дверь неохотно приоткрылась, и из неё выглянуло сморщенное личико, непонятно даже, старухи или старика.
— Чего надо? — всё-таки это существо было мужского пола, судя по голосу. — Не подаём. Самим есть нечего.
— Батя, я и не прошу ничего. Говорили мне, что тут комнату снять можно, был я рядом, вот и зашёл спросить.
— Комнату? — старик спустился, кряхтя, с двух ступенек крыльца, и подошёл поближе к калитке. — А кто говорил тебе?
— Да тётка на ближнем рынке, которая творогом и молоком торгует.
Суржиков даже и не очень соврал. Во всяком случае, свою прошлую квартиру в Дегтярном переулке он нашёл именно таким образом.
— Матвеевна, что ли? — насупился старик.
— Вот чего не знаю, того не знаю. Толстая, лет под пятьдесят, в белом платке…
— Она, точно, — пожевав губами, хозяин дома, наконец, решился и откинул щеколду на калитке. — Проходи. Только ты того… имей в виду, у меня собака злая, да и стражник местный скоро обходом пойдёт!
— Я — человек законопослушный, — развёл руками Владимир. — Собаки меня не кусают, стражники не интересуются…
Дом и внутри был серый и какой-то пыльный. В прихожей стояли никчёмные вёдра, прикрытые поржавевшими крышками, валялось тряпьё, и пахло сыростью и старостью. Комната, куда дед провёл незваного гостя, отличалась от прихожей лишь аскетичностью обстановки — железная кровать, стул и пять гвоздей, вбитых в стену. Правда, окошко выходило в сад, и, если бы его вымыть — а заодно убрать паутину, протереть пол и стены и постелить свежее бельё — можно было бы тут и жить.