Под лучами света влажные стены засияли; складывалось впечатление, что они обиты переливчатым муаром, усеянным россыпями драгоценных камней всевозможных оттенков.
— Вот! — воскликнула она радостно. — Вот оно, истинное наслаждение!
— Холст и палитра! — вскричал не менее ее очарованный Паоло. — Я создам из всего этого настоящий шедевр! Ведь я художник, дорогая, и художник довольно-таки приличный. Я изображу тебя обнаженной в виде морской Венеры, посреди этой подводной крипты, и назову свою картину «Владычица морей».
Под черными волосами, каскадами спадавшими на белые плечи, она была невероятно красива.
— Знаешь, — проговорил он, — у твоих ног — для контраста — я нарисую отвратительных морских чудовищ, голову твою украшу водорослями, и у тебя будут все атрибуты королевы, командующей морями и бурями. Это будет чудесно!
И с лампой в руке он оглядел ее.
Восхищение художника!
Эти безупречные линии, о которых он даже не догадывался — пусть и обладал ею несколько часов тому назад, — эти приятные формы, целомудренные и в то же время сладострастные, ввергли его в молчаливое созерцание; то был уже не мужчина, любящий женщину, а поэт, влюбленный в тип, в котором реализовался идеал совершенства.
Опустившись на одно колено, он склонился над ее рукой и с почтительной горячностью припал к ней губами.
Так бы поступил обожатель античной Венеры.
Но она, сперва изумленная, заставила его подняться, рассмеявшись над этим экстазом художника.
Этот смех вернул Паоло с небес на землю.
— Ты была для меня богиней! — прошептал он. — Зачем нужно было разрушать иллюзию и вновь становиться женщиной?
— Затем, — промолвила она, — что мне вовсе не нужны все эти почтительные обожания поэта; мне больше нравится страстная нежность мужчины.
Статуя закрылась покрывалом.
Он был опьянен этим зрелищем.
— Давайте-ка, господин поэт, — сказала она, — возвращайтесь к реальности. Ваши одеяла еще влажные; их нужно высушить, для чего нам потребуется огонь.
Он подчинился машинально; перед глазами все еще стояло видение, исчезнувшее под складками материи. Но то были лишь сожаления творца, так как, завернутая в платье, маркиза выглядела еще более соблазнительной, а вид ее обнаженной ножки, выглядывавшей из-под юбки, пробуждал в нем уснувшего любовника.
Вот о чем он думал, раздувая огонь, который быстро воспылал, испуская клубы дыма.
— Боже мой, — заметила маркиза, — от этого чертова огня мы здесь задохнемся.
— Ложись рядом со мной; сейчас дым поднимется. Воздух-то до нас откуда-то доходит; откуда идет — туда же и уйдет.
Действительно, когда огонь разгорелся как следует, то стал более чистым; что до дыма, то он исчезал через имевшиеся в горной породе трещины.