Ты, владыко, сеешь будущую распрю. Моя же племянница Ксения сущий позор для нашего рода, где все женщины рожали, едва выйдя замуж.
Даже и не выйдя, рожали, как твоя дочь Аглая, донеслось из гущи народа.
Кто здесь смеет лгать, закричал Аверкий.
Толпа расступилась, и все увидели служанку Ксении Фотинью.
Я служу этому дому много лет и оттого знаю его тайны, хотя уста мои всегда были замкнуты. Видя же, как ты губишь мою хозяйку, чувствую, что самое время их разомкнуть. Ответь мне, княже, какого ребенка скрывают там, где полноводная Река наша, разделясь на многочисленные рукава, впадает в Море? На том, что это истина, я готова целовать крест, а ты готов ли?
Но князь Аверкий не был готов.
Епископ, подумав, сказал:
Хорошо, по крайней мере, то, что ты не целовал креста.
Бывшие же в тот день на службе сами удивлялись впоследствии, что сего Аверкия поддержали, потому что в душе своей любили Ксению за доброту ее и чистоту души.
Говорили:
Диаволим, должно быть, наущением.
Еще говорили вслед за епископом:
Хорошо, по крайней мере, что он не целовал креста. А мог бы.
Ксения
В тот день я тайно надеялась, что мой коварный дядя совершит-таки маленький дворцовый переворот. Тогда я еще не рассталась с мыслью принять монашество, и повод мне показался подходящим. Главное, что обошлось бы без унижения Парфения: предусмотрительный Аверкий не забыл сделать ему комплимент. Недооценил он лишь Феопемпта, ну, и Фотинью, конечно.
Впрочем, всё равно бы ничего у него не получилось. Во время дядиной речи Парфений, обычно кроткий, шепотом приказал схватить заговорщика по выходе из храма. Потом, правда, дал отмашку, поскольку в этом не было уже никакой необходимости.
Вот он какой, мой Парфений.
В лето двадцатое Парфениево пришли вести с Большой земли, что значительная ее часть захвачена императором апагонским Никифором и что никто не в силах противостоять ему, а некоторые державы сдаются без сопротивления. И порадовались островитяне, что отделены от Большой земли Морем.
В нашей же земле все эти годы ничего достойного упоминания не происходило. Не есть ли это признак мудрости властей? Счастливы времена, не вошедшие в анналы. Благословен тот, чье правление не отмечено историческими событиями, ибо почти всякое из них рождается кровью и страданием.
В лето двадцать второе Парфения почил епископ Феопемпт, оставив по себе светлую память. На погребение пришли его добрые дела, поскольку там собралось множество тех, кому он втайне помогал. Проводы Феопемпта в последний путь были исполнены печали и слёз, хотя всякому было понятно, что провожают епископа на небесную родину, плачущие же по нем всё еще пребывают на чужбине.