У него не хватило даже сил обернуться. Он лежал, широко раскинув руки, уткнувшись лицом в землю.
Полицейский патруль все приближался. Но Эмил ничего не видел. Он улыбался, тело отдыхало от неимоверного напряжения. Да, сейчас он пойдет к Драгалевской реке и умоется. У него есть зеркальце. Надо посмотреться в него. Наверное, он еще больше похудел. Надо набрать крапивы. А силы сейчас вернутся. Он встанет и свернет в первую боковую улицу. Полицейский патруль не заметит его.
…Фон Брукман шел на встречу без особого желания.
Он не разделял восторгов этого мрачного генерала Кочо Стоянова, чья старательность казалась ему подозрительной, особенно если иметь в виду его конечную цель. Но, оценивая обстановку, политический момент, военный атташе Гитлера видел и пользу от этого господина с каменным лицом, пальцы которого конвульсивно выбивали по столу дробь. Нервы у него наверняка не в порядке. Или же он не может преодолеть страха перед теми, кого убил собственными руками. Но ведь мертвые ничего не могут сделать. Неужели генерал не знает этого? Конечно знает, потому что ему не хочется оставлять в живых недругов. Своих и царя.
Фон Брукман отдал честь и произнес:
— Счастлив, господин генерал. Мне приятно было принять ваше любезное приглашение.
Они сидели в пустом ресторане над озером в Борисовском саду. На стуле у входа дремал полицейский. Стемнело. Официант зажег настольную синюю лампу. В ее свете лицо Кочо Стоянова было гипсовым.
— Извините меня, что попросил вас об этой встрече и назначил ее здесь.
Кочо хотел, чтобы люди видели, с кем он встречается. Об этом узнает и дворец. Пусть наконец получит огласку слух, что именно он самый близкий человек к людям Бекерле и фон Брукмана. Это означало бы многое, особенно в данный момент, когда поговаривают, что царь нащупывает почву для соглашения с Мушановым и проанглийски настроенными лидерами старых партий. Это, разумеется, слух, но в каждом слухе есть доля правды. В таком случае, используя связи с гитлеровской дипломатической миссией, генерал сможет надеяться на более солидное место при будущем распределении власти в царстве. Он надеялся, что все произойдет, как в Румынии. Он уже видел себя в роли Антонеску. Или адмирала Хорти в Венгрии. Или Маннергейма в Финляндии. Почему бы не появиться в Болгарии железной деснице?! Она наверняка смела бы сопротивление коммунистов…
Официант принес бутылку коньяку.
Кочо Стоянов взглядом отослал его и сам наполнил бокал.
— Господин Брукман, прошу извинить за избранное мною место встречи. Оно очень удобное и для меня, и для вас. Я хочу сделать от своего имени одно предложение.