Императрица еще раз поблагодарила меня за излечение Георгия: «Джоржи совсем поправился и стал красавцем-офицером, мужественным и волевым, а ведь был всегда тихий и плаксивый мальчик, кто бы мог подумать, что он так изменится!». Потом она вспомнила про Мишкина и сказала, что, благодаря моим беседам и моделям, тот просто грезит летательными аппаратами. Уговорил профессора Жуковского переехать из Москвы и теперь у него конструкторское бюро и летное поле в Пулково. Еще они построили с профессором и его учениками какую-то трубу, в которую помещают свои модели и дуют на них воздухом. Вот так из Мишкина, который славился своей ленцой и нежеланием учиться, вырос настоящий ученый, в следующем году он заканчивает Инженерную Академию и сейчас готовит с Жуковским дипломную работу, говорит, ахнете, когда увидите.
Потом Мария Федоровна, сославшись на головную боль, оставила нас с Сандро, а тот, когда императрица вышла, сказал:
— Она всегда расстраивается, когда вспоминает про своего Сашу, они ведь очень любили друг друга. Ты не заметил, у нее глаза были мокрые от слез, но она держалась и старалась не заплакать. Пойдем лучше, посидим в библиотеке, выпьем коньячку да побеседуем.
Я поинтересовался боем в Желтом море, в газетах пишут вообще неизвестно что, а я вот стараюсь наверстать упущенное (там где я был, мне газет не давали), Сандро понимающе кивнул и продолжил:
— Как ты знаешь мы выдвинули ультиматум и не дожидаясь ответа, дядя Алексей двинул броненосную эскадру под командованием адмирала Алексеева в море, приказав арестовывать и топить в случае бегства японские транспорты, а в случае столкновения с боевыми японскими кораблями — вступить в бой и топить их. Эскадра шла в составе броненосца «Двенадцать апостолов», где был я, броненосных крейсеров «Адмирал Нахимов» и «Дмитрий Донской», замыкающим в кильватерной колонне шел «Рюрик» и через сутки мы обнаружили конвой из четырех транспортов, шедших в сторону Японии. Адмирал Алексеев задумал «наказать» японцев за арест российского парохода арестом этих транспортов и, приказав дать предупредительный выстрел, поднять сигнал по международному коду: «остановиться и приготовиться к досмотру». Японцы это проигнорировали и продолжали движение, тогда командующий русской эскадрой приказал дать выстрел боевым по головному транспорту. С третьей попытки японцу «вмазали» в борт и все транспорты легли в дрейф. Только приготовились послать досмотровые партии, как откуда не возьмись, появился японский крейсер и издалека открыл огонь по русской эскадре, впрочем, безрезультатный, и вскоре отвернул, чтобы не попасть под огонь сильных русских кораблей. Алексеев приказал шедшему концевым «Рюрику» догнать и наказать нахала, но через некоторое время «Рюрик» вернулся и его сигнальщик просемафорил, что сзади идет чуть не вся японская эскадра, которая нас быстро догоняет. Алексеев в ответ на это развернул последовательно все корабли эскадры на встречный курс и уже можно было разобрать в бинокль, что русских преследует японская эскадра из шести боевых кораблей. В этот раз, судя по эскадренному ходу, японский адмирал не стал тащить тихоходную рухлядь, а взял три больших бронепалубных крейсера класса «Мацусима» и три эльсвикских бронепалубника. Адмирал Алексеев заявил на мостике «Двенадцати апостолов», что «на ловца и зверь бежит»: у нас по орудиям крупного калибра перевес раза в три, не говоря о том, что наши корабли полностью бронированы, а у японцев только карпасная бронепалуба[5].