Я раздеваюсь и сажусь в ванну. Вода, всколыхнувшись, снова успокаивается. В тишине отдается эхом дробный перестук капель с ветки больдо, который раскинул свой зонт над крышей ванной. Я вдруг вспоминаю, как мы с Эсекьелем в упоении прислушивались к шороху первого зимнего дождя после семи-восьми месяцев засухи. По щекам текут неожиданные слезы — я понимаю, что плачу не только по тем временам, но и почему-то по Роке. Я жалею себя за одиночество, за неспособность удержать обоих.
Уже успокоившись, угнездившись в кровати и выплакавшись, я набираю эсэмэс: «Я помню, с какой радостью мы каждый год встречали первые капли дождя».
«Ну, Амелия! У меня глаза на мокром месте», — отвечает мне Эсекьель на следующее утро.
«Хочу порадоваться снова».
«Пока ты еще с ним, не выйдет».
«Я одна».
Я жду звонка весь вечер, но приходится довольствоваться очередным сообщением: «Приеду в воскресенье».
Почему вдруг отсрочка? До воскресенья три дня. Почему эсэмэс, а не звонок? Я ничего не вправе требовать, я только что рассталась с другим, но Эсекьель мог бы проявить и побольше энтузиазма. Хотя его осторожность вполне объяснима: не хочет обманываться.
Я готовлю дом к его возвращению. Сезар помогает подкрасить облупившиеся места, заменить перегоревшие лампочки, почистить головку душа — мы даже окуриваем дом от насекомых снаружи и изнутри. Только пергола остается недостроенной — вот расплата за мое нетерпение.
В воскресенье я спускаюсь в бухту и покупаю свежего горбыля — с упругой тушкой, блестящими глазами и красными жабрами. «Из ночного улова», — подтверждает продавец. Я пользуюсь возможностью полюбоваться утренним пляжем, когда море в рассветных лучах выглядит совсем по-другому, волны одеты белым кружевом, и даже чайки кажутся грациознее. К сожалению, никуда не деться от других, режущих глаз летних расцветок — апельсинового, зеленого и желтого на заполонивших берег флажках, плакатах, киосках, тотемах, губящих природную красоту. После обеда на пляж хлынет толпа отдыхающих, так и норовящих залезть друг другу на голову и бесстыдно терзающих уши соседей пустым трепом.
Остаток утра занимаюсь собой, уделяя внимание каждой детали. Ничего чрезмерного, возраста я в отличие от маменьки не боюсь. Хорошо, что сегодня солнечно, Эсекьель сможет вволю полюбоваться садом. К часу дня я облачаюсь в цветастое хлопковое платье и босоножки, в последний момент сняв бюстгальтер. Открываю шкаф Эсекьеля и с наслаждением вдыхаю родной запах, зарываюсь носом в купальный халат — от него по-прежнему слегка тянет хлоркой. Я оставляю халат на кровати, наверняка Эсекьель захочет окунуться в бассейн. Но сначала мы займемся любовью. Выхожу в сад; в широкополой соломенной шляпе и темных очках, как романтическая героиня, брожу по дорожкам, поглядывая на аллею у ворот. Не в силах сдержать упоение, я то и дело окидываю взглядом окружающее меня летнее буйство, видя в нем предзнаменование того, что нас ждет. Каждый лист сияет, деревья слегка трепещут от ласковых прикосновений ветра. Время идет, но Эсекьеля все нет. Изжарившись на солнце, я устраиваюсь под сенью шинуса и погружаюсь в мечты. Эсекьель приедет с вещами и останется со мной на неделю.