Готовя ужин, я вновь начинаю терзаться сомнениями, пока Эсекьель листает журнал за обеденным столом. Почему бы ему не вернуться сразу после семинара? Если Перти и в Чили не самая подходящая компания, то уж на Кубе тем более. Я представляю, как они надираются в каком-нибудь гаванском баре, подцепив парочку телок. Сердце сжимается от ревности. Или от разочарования? Почему ему даже не приходит в голову пригласить меня с собой? Если он хочет вернуться, разве не логично было бы отложить все дела? Неужели этот семинар настолько важен?
Ризотто готово. На посторонний взгляд может показаться, что мы слишком перегружаем ужин формальностями, однако на самом деле маленькие ритуалы помогают освежить в памяти годы совместной жизни. Я подаю на стол, Эсекьель не притрагивается к еде, пока я не сяду, а попробовав, хвалит, зная, что я подхвачу тему. Бутылочку с маслом, чтобы заправить салат, первой всегда беру я и ставлю ее потом перед ним. Этот ритуальный танец, выученный за долгие годы, слегка притормаживает маховик, начавший раскручиваться после нашего развода. Скоро пора будет укладываться. Хочется верить, что к вечеру Эсекьель вновь почувствовал себя хозяином, воссоединившись наконец со своим призраком, который жил тут со мной все это время. Прихватив сигареты и виски, мы устраиваемся в двух креслах у огня, и разговор сползает на привычные темы о родных, друзьях, работе. Как бы я хотела одним махом прервать этот сеанс новостей каким-нибудь хлестким, воинственным, расставляющим все точки над i заявлением. Но я держусь. У меня нет ни сил, ни решимости противостоять потоку отупляющих банальностей.
— Моя сестра вообразила, что мы развелись из-за Бернардо. Ей шепнула наша невестка, которую, в свою очередь, просветила твоя сестра.
Начала за здравие, думая посмеяться над нелепыми слухами, а заканчиваю за упокой, с возмущением, словно более мерзких сплетниц в жизни не встречала.
— Да. Мария ко мне как только не приставала, вытягивая истинную причину, — кивает Эсекьель. Но голос у него безразличный, как будто речь идет просто о детской шалости.
— И что ты ей ответил?
— Ничего. И это ее вывело из себя. Она придумала, что ты сравнивала меня с Бернардо и не в мою пользу. Якобы ты говорила, будто тебе нужен рядом настоящий мужчина.
Излюбленный прием Марии — нагнать страху на жертву нелепой выдумкой. И ей безразлично, что от этих россказней пострадает прежде всего ее собственный брат, ей лишь бы насыпать соль на свежие раны и впиться когтями в истерзанную плоть. Таких любителей поживиться на чужом горе вокруг полно, Хосефина тоже из их числа. Мерзкие черные стервятники, рассевшиеся на мертвых обрубках своей жизни.