О Бернардо Отеро я была наслышана и до нашего знакомства. Как архитектор он вызывал огромное восхищение и зависть у моих ровесников, поскольку раздвигал в своих проектах привычные горизонты. Его статьи публиковались в зарубежных журналах, он получал заказы из Уругвая, Аргентины и Бразилии, а еще (самый мощный повод для зависти) монография о его работах попала в «GG» — каталог испанского издательства Густаво Жили. Даже Микель, икона «большого искусства» нашей страны, не удостаивался подобной чести. Так что надежды Хосефины и прочей родни сводятся к элементарному: если окажется, что наши с Отеро браки распались из-за любовной связи, кумушки окажутся обладательницами сенсационных сведений и поучаствуют в грандиозном скандале.
Первый раз я увидела Бернардо в мастерской Микеля (помещение свободной планировки на последнем этаже, отличавшееся от типичной городской конторы только чертежными столами). Не скрою, что перспектива познакомиться и поработать с Отеро немного кружила голову — я с трудом удерживалась, чтобы не щегольнуть знаменитой фамилией в разговоре со знакомыми.
По фотографиям в прессе Отеро представлялся мне мрачным и серьезным, однако в офисе Микеля он встретил меня сияющей улыбкой, будто давнюю приятельницу, по которой успел соскучиться. Я никак не ожидала увидеть у обожествляемого и вознесенного на пьедестал идола выступающий лоб с низко нависающими бровями. Этот недостаток, впрочем, компенсировался гладкой кожей и белозубой улыбкой, хотя круглые щеки все равно придавали Бернардо клоунский облик. Клоуном я его потом ласково и называла…
В ожидании запаздывающего хозяина офиса Отеро вкратце перечислил, что ему известно о моих работах (он заранее ознакомился с журнальными публикациями и два моих сада даже посмотрел сам). Ему понравился «органический» подход к бетону, акцент на покрытии дорожек, простота замысла и грандиозность результатов, умение вписывать сад в окружающий пейзаж (если таковой имелся) и тяга к использованию местных видов растительности. Именно с его подачи меня и взяли на этот проект. И главное, подытожил он, сияя ослепительной улыбкой, все мои сады отличаются оригинальностью.
Я помню этот восторженный отзыв во всех подробностях, потому что с тех пор каждый раз, глядя на пустой участок, который мне надо преобразить, я мысленно проговариваю его слова для вдохновения. Тогда же ответить на этот поток красноречия припасенной домашней заготовкой я не сумела, только поблагодарила скомканно и призналась, что счастлива с ним работать.
В этом человеке не было ничего от того мрачного типа, которого я воображала. В нем бурлила энергия, иногда даже пугавшая меня. Как может человек по шестнадцать часов в день буквально гореть, вести одновременно столько проектов плюс еще занятия в университете, а еще находить время для жены и двоих детей и при этом не терять рассудка? Ладно, положим, насчет рассудка еще неизвестно. Воображение Отеро воспаряло к невиданным высотам и оттуда пикировало вниз, так что нам с Микелем приходилось каждый раз пригибать голову, чтобы ее не оторвало безумными идеями. Под лавиной его ассоциаций мог погибнуть любой мыслительный процесс.