ЗАВТРАК «шведский стол» подавался с шести утра до восьми тридцати. Когда Одри наконец проснулась, часы у кровати показывали 8:09, и она потащилась вниз, чтобы найти, в основном, уже растасканные подносы с рогаликами и пончиками. Она наполнила свою бумажную тарелку фруктами, взяла йогурт и стакан апельсинового сока и пошла наверх проверить мальчиков.
Она остановилась у двери за которой внутри должен был находиться Кальдар. Ее горло сжалось. Одри отошла от двери и пошла дальше по коридору, пытаясь успокоиться. Прошлой ночью она лежала в постели, думая о Кальдаре. Он глубоко залез ей под кожу. Она думала о его дьявольском взгляде, о его улыбке. Она представляла, как он прикасается к ней. Она придумывала невероятные сценарии, в которых Кальдар был безумно влюблен в нее, и они отправлялись в дикие приключения. В ее фантазиях они занимались любовью в доме, где жили вместе. Это длилось бесконечно. Все попытки не думать о Кальдаре вели к Кальдару.
Одри дошла до конца коридора и прислонилась спиной к стене, держа в руках тарелку и стакан.
В какой-то момент она пожалела, что сказала ему «нет», в следующий момент она рассудила, что это было правильно, что так будет лучше для них обоих. Будет ли это неловко сейчас? Рассердился ли он, обиделся ли? Будет ли он вести себя так, будто ничего не произошло? Единственный способ узнать это — открыть эту дверь.
Зная Кальдара, он может пойти только двумя путями. Либо он сократит свои потери, либо будет стараться еще больше.
Она не могла стоять здесь вечно.
Одри вернулась к номеру. С полными руками она постучала пальцами ног по двери. Дверь распахнулась, и Одри чуть не уронила тарелку.
В дверях стоял ухоженный мужчина. Он был чисто выбрит, тщательно причесан, но все еще оставался мужественным. Его короткие волосы цвета темно-коричневого сахара были зачесаны назад. Длинные бакенбарды, подстриженные с хирургической точностью, делали его лицо еще более узким. На нем были черные кожаные штаны сложного покроя с витиеватой строчкой Зачарованного и белая рубашка с широкими рукавами и с вышитым воротником с высоким воротом. Жилет, с завитками и замысловатыми узорами из бледно-серой кожи поверх черной, обхватывал его узкую талию и широкую грудь. Его руки с идеально чистыми, подстриженными ногтями были обнажены. На нем не было никаких украшений, кроме единственной серебряной сережки.
— Доброе утро, миледи, — сказал он. Его ровный, культурный голос излучал спокойную уверенность.