Улыбнулся Ройтману, поздоровался с нами, пожал ему руку. Потом подал мне.
Я даже не сразу сообразил, что надо делать. Я забыл, как это делается!
Наконец, протянул руку. Рукопожатие было крепким и долгим.
— Спасибо, Георгий Петрович, — тихо сказал я, — я уже не помню, когда мне в последний раз пожимали руку.
И понял, что ведусь, покупаюсь. Сразу, с порога.
Впрочем, здесь я ничего не собирался скрывать. Семь часов прошло! Мой Филипп, наверное, на пути к Тессе. Дальше тянуть время смысла нет.
— Мсье Вальдо, успокойтесь, проходите, садитесь на диван. Все в порядке.
Я опустился на необыкновенной мягкости кожу, она просто обняла меня.
Дауров сел рядом, справа, на тот же диван, Ройтману предложил кресло слева от меня.
— Чай? Кофе? — спросил Георгий Петрович.
— Кофе, — сказал я. — Честно говоря, не ел часов восемь.
Прямо напротив нас было то самое окно во всю стену. За ним уже разливался закат. Второй за сегодня. Сначала я видел его на севере, в Чистом, потом прилетел в солнечный южный вечер, а теперь и здесь настало время солнцу садиться.
На фоне заката возвышались небоскребы центра города, построенные уже при Хазаровском, и на них сияли огни. Забыть о том, что сидишь на диване в кабинете начальника СБК, того самого ведомства, что изловило тебя одиннадцать лет назад, и можно представить, что это Тесса, Версай-нуво. Там такой же высотный центр.
— Включить свет? — спросил Дауров.
— Лучше не надо, — сказал я, — у вас вид очень красивый.
И тут же внутренне сжался, ожидая реплики о том, сколько людей по моей милости никогда этого не увидят.
Но реплики не последовало.
— Знаете, я ведь солидарен с Евгением Львовичем, — начал Дауров. — Если человек прошел курс психокоррекции, никаких претензий к нему больше быть не может. В том числе морального плана. Так что руки пожимаю, и не только вам. Ваш случай вообще уникален. Три года психокоррекции — это экстраординарно просто. Потом восемь лет абсолютно безупречного поведения.
И в итоге приговор Народного Собрания. Совершенно несправедливый! И бывший террорист безропотно едет в ссылку. И там придумывает законы для того самого Народного Собрания. Анонимно придумывает, анонимно защищает, анонимно аргументирует. И законы принимают.
— Вы и об этом знаете? — спросил я.
— Конечно, знаю.
Принесли кофе. Всем. По старинке. Стройная секретарша действительно принесла.
К кофе прилагался круассан, которому я здорово обрадовался.
— Надеюсь, без наркотика, — сказал я, отпив глоток.
— Обижаете, мсье Вальдо. Ну, зачем мне наркотик? Здесь биопрограммер за стенкой, вон за дверью.