В пересохшем рту как наждак лежит сухой язык. На груди — огромное черное пятно некроза.
День семнадцатый. Утро. У постели стоит Георг. Рядом — Себастьян. И кто-то там еще в ногах, далеко, у входа. Кто эта красивая блондинка, что бросилась сначала к нему, а потом назад к двери с искаженным от ужаса лицом. Сон? Галлюцинация из прошлой жизни. Да нет. Какая галлюцинация! Проклятое сознание по-прежнему ясно, как летний день.
«Лена!» — он не может сказать. Он разучился говорить за эти две недели.
— Лена! — с трудом произносит он.
Она подходит к нему, берет его за руку. Молодец, девочка! Тебя не тошнит от зловония. Ты не падаешь в обморок от вида говорящей смерти. Спасибо, что подошла.
«Как ты здесь оказалась?»
— Он спрашивает: «Как ты здесь оказалась?» — переводит Георг.
— Мы вчера прилетели. Себастьян тогда велел тебя не беспокоить. Мария Андросова прорвалась. Она долетела до Земли. Господин… Тим Поплавский собрал экспедицию. Я напросилась. И вот мы здесь.
Да, за ее спиной — молодой мужчина. Точнее, он кажется молодым. Вылитый студент-ботаник. Только очков не хватает. До того, как стал Высшим, он носил очки. Тим Поплавский.
— Я приказываю прекратить эксперимент, — тихо говорит Высший. — Попрощайтесь.
«Спасибо, товаби. Почему вы не прилетели раньше?»
Лена плачет. Беззвучно. Только стекает по щеке прозрачная слеза. Он бы смахнул эту слезу, да как коснуться белой с румянцем кожи изуродованной в струпьях рукой. Красавица и чудовище! Она плачет. Он никогда не видел ее плачущей.
«Я очень изменился, да?»
Георг переводит.
— Ты… похудел.
«Представляю себе! Прощай!»
— Прощай.
Тим берет шприц. Сам! Подходит к нему. Делает укол в плечо. Кажется, там единственный непораженный участок кожи.
Что там, морфий?
Или…
Тим стоял на эскалаторе Московского космопорта, медленно плывшим вниз, и искал глазами Игоря. Там внизу гудела толпа встречающих. В основном, серые комбинезоны и куртки homo naturalis, гораздо реже — красные вкрапления homo passionaris, и уж совсем изредка — иные цвета. Не слишком яркая толпа, зато правильная. Сразу видно, что на планете все в порядке. Низшие преданно встречают своих хозяев, носят положенную одежду и не нарушают правил. Тиму стало хорошо и спокойно. Наконец-то он вернулся домой.
Более двухсот лет он был Первым Высшим Истара, где homo naturalis обладали совершенно беспрецедентными правами. Им даже (о, ужас!) разрешили владеть собственностью. Этот факт, увы, не служил установлению гармонии, но в условиях, когда у Иных и Высших разрушена функция биологического контроля, Тим счел разумным пойти на некоторые уступки примитивной части населения. И не ошибся. В период его правления на планете не было ни одного бунта низших.