– Нет, не меня к Дику, хоть и это есть немного. А Аню к Олегу! Ты боишься, что про тебя забудут! – Васька выговорила это и аж назад подалась, так напугало её выражение на морде Мяуна. – Ты что?
– Не смей так говорить! Подумаешь! Олег… Тут и ещё один был. Михаил… И где он? Нет его! А я! Я – тут! И тут и останусь, а Олег… – Мяун чуть было не проговорился, но вовремя опомнился. – Аня его почти и не знает. Посмотрим ещё, какой он!
Василина обиженно ушла в другую комнату, а Мяун уселся на подоконнике и начал разглядывать снежинки. Очень приятно разглядывать снежинки, когда ты в тепле и тебе не надо туда, в холод и белый снег, в слякоть и лёд, от которого исчезают последние силы, и замирает сердце. Да… Сейчас тепло… И в животе вкусная еда, и в мисках её много. И мягкое кресло тут рядом. И вечером придёт Аня. И погладит и за ушами и спинку и подбородок, так как он любит, а потом… А потом начнёт искать подвеску.
– Да что? Что же мне так погано? – Мяун спрыгнул к мискам, поел, легче не стало. Потом побродил по дому… Даже к Ваське подобрался, но она спала, или делала вид, что спала, короче, общаться не захотела… Он сам попытался поспать. Долго лежал с закрытыми глазами, но становилось все гаже и гаже. Словно съел что-то омерзительное, отчего крутит внутренности и пакостно во рту. Метался он долго, пока, наконец, не понял, чётко и ясно: нехорошо ему от того, что он сделал с подвеской.
– Да и что? Нам что плохо было вместе? Она же сама мне говорила, что не надо её никаких парней и мужчин! Говорила? Говорила!
– Да, но ты же сам точно знаешь, что так нельзя! Ты же знаешь, что одиночество не для неё! Оно её сломает! Ты же уже такое видел, и знаешь! – тонкий, но настойчивый голос где-то в глубине сознания пищал, заставляя волей-неволей прислушиваться.
– Ну и подумаешь, найдётся кто-то другой… – упорствовал Мяун.
– А если нет? Если он – единственный для неё? И ты разрушишь её жизнь? – голосок не сдавался.
– Да я их и свёл! – надулся Мяун.
– Ну и хорошо! Хоть какая-то от тебя польза! – заключило вредное писклявое нечто.
– Тьфу! Как хорошо нормальным котам! Совесть такая же молчаливая, как и они сами! – вздохнул Мяун. – Ну, ладно, и что? Хорошо, хорошо, признаю. Сделал я гадость. Поподличал… Теперь-то что? Дело-то сделано! И форточка даже закрыта!
– Зато в гостиной открыта! Можно оттуда перескочить на балкон, и там уж добраться о квартиры Олега! – пискнул голосок и окончательно замолк.
– Да что ж за мучение! Я-то как жить буду? Как? И ты, между прочим, тоже! – попытался воззвать к собственной совести замученный диалогом Мяун. – Ну, и ладно! Во всём дальнейшем виноват ты! – припечатал он собственное сознание и потихоньку вышел в гостиную.