Он шутит, — делает вывод леди Иона. Объятия мужа становятся до зуда неприятны, хочется вывернуться скорее. Она одергивает себя: я несправедлива, Эрвин тоже мог так сострить, я и сама могла, среди Ориджинов шутки о смерти всегда в ходу. Но не тогда, когда покойник во плоти лежит рядом. И не когда душу грызет другое, едкое. Но муж не знает, что меня грызет. Но должен бы — ведь он все затеял, еще и скрыл от нас! Но скрытность — не всегда проступок; возможно, он берег меня, щадил мои же чувства… Она путается в чаще противопоставлений, безнадежно теряется, восклицает:
— Нет!
И глупо — сама себе противна — тоже сводит на фарс:
— Нет, никак нельзя умереть в иной день, если назначен этот. Пятая заповедь: не изменяй срок, отмеренный богами.
Граф Виттор улыбается:
— Я скучал по тебе, душенька.
— И я по тебе, — отвечает Иона, ненавидя себя за двойственную правду этих слов. Да, скучала. Но это ли сейчас существенно?
Граф приглашает ее к обеду:
— Стол накрыт, любимая. Смени платье, причешись и спускайся — я жду с нетерпением.
Из порта она ехала верхом и вся, от волос до сапог, пропиталась влагой. Переодеться — не только разумно, но даже необходимо с точки зрения приличий. Но Ориджины — солдаты, им плевать на дождь и сырость. Опершись на неуместную эту аналогию, она упрямится:
— Ни к чему суета, идем обедать сейчас.
Граф не спорит, леди Иона входит в трапезную и спустя минуту уже начинает жалеть. К обеду, конечно, приглашена вся замковая знать, и все опаздывают, ведь не ожидалось, что леди пожелает кушать сразу, едва спрыгнув с коня. Вассалы и офицеры чуть не вбегают в трапезную, комкают приветствия, оглушительно скрипят стульями. Леди Иона не может начать трапезу, пока все не собрались; сидит над пустою тарелкой, изображает вежливость и нещадно мерзнет в мокром платье. Думает: как все это абсурдно, нам следовало пообедать вдвоем, только вдвоем. Нужно столько обсудить. Еще не рухнуло, еще обратимо, еще может найтись достойное объяснение. Продал… Ориджины никогда не продавали Предметов, тем более — своим врагам Лабелинам, еще и тайком от ближайшей родни. Но и что? У Виттора свои резоны. Нельзя мерять других своею правдой. А нельзя ли? Правда — лишь одна, иначе теряет смысл само это слово. Но быть может, его правда станет и моею, если он объяснит толком. Нужно было вдвоем, следовало настоять…
Вдруг Иона теряет все мысли и цепенеет, пораженная последним вошедшим в трапезную человеком. Этому должно быть объяснение, — шепчет она себе. Этому есть разумная причина. Виттор не мог просто так, или в насмешку, или по глупости. Он точно объяснит это, и я пойму, — говорит себе леди Иона, но все не может отвести глаз от последнего гостя. Мартин Шейланд усаживается рядом с братом, бросает на Иону взгляд — боязливый и наглый. По знаку графа Виттора начинается обед. Иона сидит справа от графа, Мартин — слева. Некоторым образом они уравнены этою диспозицией.