С этими словами дед встал, взял с киота старую потемневшую большую икону в дорогом окладе и трижды перекрестил меня, стоящего на коленях. Я поцеловал почерневший от времени лик и тоже перекрестился.
«С Богом, внучек», – сказал дед, и я понял, что получил его благословление на возвращение в Петербург.