Поговорив еще с дедом про мое лечение, мы расстались, и я остался наедине со своими думами. Агаша теперь дежурила в коридоре, на сестринском посту и помогала с тяжелыми больными, а мне провели кнопку вызова, хотя я ей не пользовался, если что надо, сам вставал. Через неделю доктор разрешил мне прогулки, и мне принесли новый больничный халат и шапочку, чтобы предохранять еще чувствительную кожу от весеннего солнца. Волосы помаленьку отрастали, и я начал отращивать бородку с усами. У Сашки-то раньше они не очень росли, но после того, как я начал интенсивно заниматься физкультурой, за счет выброса стероидов пробудился и мужской тип оволосения, и мальчик стал превращаться в мужа. Если бы не пожар, я мог бы уже ходить с приличной бородкой, была у меня такая идея отпустить ее для солидности. Сейчас же волосы были реденькие и, самое неприятное, – какие-то пегие, с сединой.
Лиза пока больше не приезжала, дед привозил мне только приветы от нее, привез еще математические и химические журналы – я хотел познакомиться с трудами наиболее продвинутых ученых. Надо ехать в Питер! Но Леонтий Матвеевич даже слышать об этом не хочет, не ранее чем через два-три месяца, когда я окрепну, а то он не гарантирует осложнения – кожа еще очень ранима и могут начаться инфекционные осложнения, а тогда – грубые и обезображивающие келоидные рубцы[45]. Доктор и так был против прогулок:
– Всюду инфекция, вам этого не понять, молодой человек. Вот разовьется келоид – никакой хирург не поможет, и будете мучиться всю жизнь. Никаких дальних поездок по железной дороге, и думать об этом забудьте!
И тут опять как черт из табакерки внезапно появляется известный жандарм.
– Желаю здравствовать, Александр Павлович, вижу, что состояние ваше все лучше и лучше, – на этот раз Агеев был подчеркнуто бодр, энергичен и любезен. – А я привез вам свежие новости!
– И вам всех благ, любезный Сергей Семенович, – подчеркнуто вежливо ответил я. – Позвольте узнать какие, хорошие или плохие?
– Хорошие, всенепременно хорошие, – продолжал, улыбаясь, ротмистр. – Следствие наше вполне закончено, преступник изобличен и даже сознался!
– И кто же он? – удивился я благоприятному исходу, уже приготовившись к худшему, вроде жандармского поста у двери и суда с последующим долечиванием в тюремной больнице до придания будущему каторжнику товарного вида.
– Именно тот, кого я предполагал ранее, далее я просто отрабатывал и отвергал остальные версии, чтобы не было вопросов в тщательности расследования, а все сразу же сходилось на капитане Вайсмане. Просто для изобличения его было недостаточно улик, да и тело потерпевшего было не опознано в силу естественных обстоятельств – практически полного уничтожения тела, эксперт мог только сказать, что с большой вероятностью это мужчина (сохранились и фрагменты костей таза). Потом мы нашли свидетеля, что Вайсман, выйдя из аптеки Циммера, не пошел прямо по улице, а свернул в проулок. Потом, чего свидетель, конечно, не мог видеть, Вайсман увидел, что в лаборатории горит лампа, пролез через заготовленный лаз, взвел часовой механизм заранее заложенной бомбы и был таков.