И ещё. Кто хорошо ездит верхом – скажите командиру роты. Разойтись!
Вскоре после того, как рекруты пошли к усадьбе, я объявил линейку для будущих воспитанников школы. Детей было намного меньше – наверное, около трёхсот. Их предстояло распределить по классам и общежитиям. А с завтрашнего начнутся и для них трудовые будни. Здесь практически не было боярских детей, кроме Фёдора, и мероприятие прошло на удивление гладко.
Следующее утро началось с новогодней литургии – первое сентября было для Руси Новым Годом. Затем дети пошли учиться, а рекруты на курс молодого бойца. Я решил тряхнуть стариной и присоединиться к ним, что, наверное, было ошибкой – так, как нас гонял Вася Добролюбов, американской армии и не снилось. Краем глаза я увидел, что Дмитрий Пожарский вел себя весьма достойно, и возрадовался. Зато около полутора сотен рекрутов решили покинуть Измайлово, а остальные отправились на занятия по "американскому" шрифту и "американским" же цифрам.
Я же отъехал обратно в Москву, чтобы выступить на торжественном же построении в конце первого школьного дня в Покровской школе, где мне нужно было произнести речь. Я долго работал над чем-нибудь пафосным и запоминающимся, но, вспомнив, как я ненавидел подобные мероприятия в собственном детстве, я лишь сказал им оба раза, что от них зависит, какой будет Русь будущего. И что главное для них – хорошо учиться, а всё остальное приложится. И что они будут знать намного больше, чем их сверстники в других странах.
Когда я ехал домой, я впервые заметил, что солнце на закате приобрело зеленоватый оттенок. Не иначе как вулканическая пыль Уайнапутины дошла и до России, подумал я с грустью. Пока что было тепло – намного теплее, чем обычно – но я помнил, что зима начнётся рано и будет весьма суровой.
На следующий день, когда я эскортировал Женю во дворец, меня вызвали к царю. Оказался я впервые в "малой горнице", каморке, где еле-еле хватало место для стола и трёх стульев; на третьем никого не было.
Слуга, протиснувшись вдоль стены, поставил перед нами кубки с мёдом и вышел, закрыв за собой дверь. Я лихорадочно думал, чем же я провинился, что меня сюда вызвали на ковёр – неужто кто-то из отчисленных на меня наябедничал? Но Борис повернулся ко мне и неожиданно для меня попросил:
– Княже, Ксения очень просит, чтобы ты ей новые науки преподавал. Бает, что видела, чему ты Федьку учил, и тоже хочет, а твоя Евгения сказала ей, что это только ты сможешь. Мол, это знания – он посмотрел на бумажку и выговорил с некоторым трудом "университетского уровня", а она – он опять туда взглянул – "школьная учительница."