А вот полонян оказалось более тысячи. Курян среди них было от силы человек пятьдесят; остальные были с Полтавщины, с территории под властью Речи Посполитой, через которую прошли татары. Как рассказал один из пленников, им поляки разрешали грабить местное сельское население, кроме местной знати и униатского духовенства. До сих пор помню, как женщины рыдали и пытались целовать мои руки, и как мужчины кланялись нам в пояс и становились на колени перед нами.
Но тогда у нас были другие заботы – нужно было сообщить Замытскому о том, что мы сумели захватить, и особенно о бумагах. По дороге туда я вдруг увидел странно знакомую девушку, которая, в отличие от южанок, не встала передо мной на колени, но, поклонившись, сказала:
– Княже, памятаешь меня? Меня Еленка зовут, Иванова дочь, ты меня и товарку мою, Анфиску, от поругания спас. Век тебе не забуду!
Я попытался что-то проблеять типа «на моем месте так поступил бы любой», но она, к моему счастью, продолжала:
– Княже, Христом-Богом молю… возьми нас с Анфиской к себе, хоть в услужение. Ведь никто нас теперь замуж не возьмет, да и одни мы совсем, родителей наших нехристи убили.
– Ладно, – сказал я, приняв внезапное решение. – Поедете завтра с моими ребятами в Измайлово, это имение моё под Москвой. Вот только придется вам грамоте учиться, иначе не берем.
– Господине мой, да кто же нас грамоте-то учить будет? Парубков наших в приходскую школу посылают, есть она – была… при храме. А девкам, бают, зачем грамота? Нам детей нянчить да еду варить.
– У нас все должны уметь читать и писать. И школа у нас есть. А если кто дар Божий имеет и прилежность покажет, того мы и разным другим наукам обучим. А про девок… вот царевна наша, Ксения Борисовна, такого ума, что мужики позавидуют.
– Так она же царевна…
– И мама моя тоже такой была. И супруга моя.
При последних словах, она чуть поскучнела, но все равно вымолвила:
– Добро, княже, попробую я.
– И спроси у Анфисы, и у других женщин. Мы всех возьмем, кто учиться согласится. Придешь потом, сейчас мне к воеводе надо.
Замытский обнял меня и расцеловал.
– Княже, спаси тебя и твоих Господи!
– Андрею, вот какое дело, – И я рассказал ему про добычу. Узнав про письмо, он лишь сказал:
– Государю надобно сообщить про то, княже. Завтра с утра пошлю гонцов.
– Добро, Андрею. Вот только сообщу ему я сам, сегодня же вечером. Слыхал, небось, есть у нас такое устройство – рация.
Замытский кивнул; ведь мои люди уже держали связь со мной, и я продолжил:
– Но гонцов все едино послать надобно, ведь у нашего царя суд праведный.