Те, кто внимательно читал «Анну Каренину», помнят, что салоны, описанные в романе, имеют больше общего с древнеиндийскими ашрамами, по крайней мере, по контенту, чем с великосветскими тусовками эпохи Старого режима. Это не случайно. Толстой живо интересовался Индией и ее религиями; Индия, в свою очередь, интересовалась Толстым. Не кто иной, как Махатма Ганди признавался, что многому научился у русского писателя, теперь — писателя-экстремиста. В скобках замечу, что, например, Захар Прилепин, со вкусом убивавший врагов на Украине, экстремистом не считается.
Вопрос об отношении Толстого к христианству сложный, но не настолько, чтобы не понять очевидное: писатель не принимал идеологическое христианство, созданное ап. Павлом, и более чем с почтением относился к самому Христу, которого рассматривал как инкарнацию пути. Павел требовал от последователей подчинения, социального подчинения, взамен обещая бессмертие. Он создавал церковь, то есть структуру, которая по сути подчиняет себе религию. Писатель это отвергал. Вера в Бога — не подчинение, а индивидуальное согласие, выбор свободной воли. Институализированная вера — подлог. Не случаен огромный интерес Толстого к индийским религиям, в частности к буддизму, которым тогда только начинали заниматься серьезно, на научной основе, как в Европе, так и в России. В изданиях литературы для масс, то есть для крестьян, которую инициировал писатель, публиковалось много индийских сказок и индийского фольклора, которым позже, как и индийской музыкой, будет профессионально заниматься Сергей Николаевич.
Мало сомнений в том, что Толстой долго готовился к своему известному уходу. И это не было блажью полубезумного старца, как писали некоторые критики. Едва ли это был и побег от надоевшей семьи или даже от авторитарной жены, Софьи Андреевны, отбившей все же у мужа часть авторских прав на его произведения. В воспоминаниях Александра Гольденвейзера, композитора и пианиста, дружившего с писателем, есть свидетельство о том, что Толстой никак не хотел обвинять жену в причинах своих душевных терзаний, считая ее саму глубоко несчастным и душевно больным человеком.
Ближе к концу жизни писателя тяготила жизнь в Ясной Поляне, и главным образом из-за того, что живя в ней, он оставался привязанным к своему физическому, социальному «я», которое вошло в глубокое противоречие с его поиском истины. Понимая, что общего спасения не будет, и свое писательское предназначение он выполнил, и что более для общества он бесполезен, Толстой решает совершить спасение индивидуальное — в согласии с доктриной Хинаяны (раннего буддизма). От власти он более ничего не ждал, считая Петра Столыпина, как и самого царя, ответственными за убийства своих сограждан.