Он взял со стола рукопись и протянул ее главному редактору центральной партийной газеты. Ильичев, выпускник Института красной профессуры, переведенный вождем из журнала «Большевик» в газету «Известия», а затем и в «Правду», старательно шевеля губами, быстро ее прочитал. Дойдя до последней страницы, увидел внизу знакомую подпись — Сталин.
Леонид Федорович с воодушевлением на лице поднялся:
— Товарищ Сталин, мы немедленно останавливаем печать газеты, сейчас наберем и заверстаем эту замечательную статью в завтрашний номер.
Вождь сам радовался тому, как он ловко разыграл главного правдиста.
— Ну что, удивил? — довольно спросил он.
— Удивили, товарищ Сталин, — охотно подтвердил Ильичев.
— Талантливый молодой человек?
— Талантливый, — со всем пылом согласился Ильичев.
— Ну что же, печатайте, коли так считаете, — великодушно разрешил вождь. — Пришлите мне верстку, я по старой памяти сам ее вычитаю и выправлю.
Главный редактор «Правды», пятясь, покинул сталинский кабинет.
Оставшись один, Сталин подошел к окну, всматриваясь через стекло: нет ли на земле следов, не подходил ли кто-то чужой к дому? Он запретил сгребать снег — на снегу скорее разглядишь следы. Все ветки на расстоянии полутора метров от земли спилили, чтобы просматривалась вся территория парка. Сталин смертельно боялся покушений. Терзаемый страхом, ночь проводил, просматривая поступавшие к нему бумаги.
Плохо быть одному.
А он один с тех пор, как застрелилась Надежда. Одна пуля из «вальтера», и жизнь переломилась.
Когда-то давно он предложил выпить за Надю и горько добавил:
— Как она могла застрелиться?
Кто-то из родственниц осуждающе заметил:
— Как она могла оставить двух детей!
Сталин прервал ее:
— Что дети! Они ее забыли через несколько дней, а меня она искалечила на всю жизнь.
Хотя вождь и должен быть одиноким.
Великим и непостижимым.
И женщине не место рядом с ним.
Люди должны считать, что он думает только о государстве.
Старшая сестра Надежды, Анна Сергеевна Аллилуева, после войны вдруг взяла и написала воспоминания. Кто ее просил? О себе решила напомнить? Думала сделать ему приятное? Дура. Для всех советских людей он бог, а свояченица позволила себе описать, каков он в жизни.
Пришлось посадить.
Велел дать пять лет.
Потом распорядился увеличить до десяти.