Узнав сегодня, что вторые сутки не подвозится кирпич, она решила позвонить Лобову.
— Леонид Матвеевич в Ярске,— ответили ей из совнархоза.
«Этот тоже, кроме гигантов, знать ничего не хочет,— подосадовала она.— Теперь его оттуда до заморозков не дождешься!»
И опять стало грустно.
Хорошо, что кругом работящие люди. Уж они-то, развеют любую грусть-печаль, только приглядись к ним, прислушайся. Люди, люди, добрые вы люди!
8
Председатель совнархоза сказал Лобову на прощание:
— Не торопись, побывай в Ново-Стальске, Ярске, Меднограде. Выбери денька два и загляни в глубь степи, в геологические экспедиции. Москва особо интересуется Рощинским. Сам понимаешь — медь, которую ничем не заменишь...
В шестом часу утра, когда только начало светать, газик-вездеход был уже у подъезда гостиницы.
— Какую предпочитаете дорогу, может быть, царскую? — спросил шофер, Петро Соловьев, курносый и смешливый парень.
— Что за дорога? — поинтересовался Леонид Матвеевич, сделав вид, что не знает.
— Проезжал тут в прошлом веке наследник престола, в сопровождении поэта Жуковского. С тех пор правобережная дорога так и зовется в народе. Я лет пять возил прокурора, прокурор признавал только царский тракт.
— Смотри, как лучше.
— В таком случае махнем по левому берегу Урала,— обрадовался водитель. «Дорожка не титулованная, зато профилированная, без ухабов. К обеду доберемся до Ново-Стальска. Значит, будем считать, маршрут утвержден окончательно? А прокурор ни за что бы не согласился!»— добавил он, усаживаясь за руль.
«С этим, пожалуй, не пропадешь от скуки»,— подумал Леонид Матвеевич.
Великолепны степные проселки в конце лета! Асфальт — тот плавится под солнцем, сдерживает бег машины, а по черноземной корке, твердой, как бетон, слепящей стальным блеском, вездеход мчится со скоростью 70—80 километров в час. Конечно, стоит пройти хотя бы небольшому дождику и все раскиснет, но сегодня над головой ни облачка. Леонид Матвеевич привалился к дверке, подставил лицо под упругую струю пахучего утреннего ветра,— такого блаженства давно уж не испытывал.
Дорога прихотливо извивалась между пойменным старым лесом, темно-синим в переливчатой, слоистой дымке, и тройной полезащитной полосой, зеленеющей в низинах и реденькой, пожухлой на пригорках, сплошь изрытых сусликами. Слева по горизонту проплыла, дымя всеми трубами, какая-то станица, вслед за ней показались первые отроги Южного Урала. Вот две горы, похожие на казацкое седло, брошенное посреди степи. Дальше растянулся вдоль реки караван двугорбых и одногорбых верблюдов. Еще с десяток километров, и показался целый лагерь из каменных шатров с богатырским шлемом воеводы в центре. Поодаль от становища — ровные зубцы крепости добротной кладки. Чем дальше на восток, тем выше горы. Тесня друг друга, они круто обрываются перед казахской степью: седые гребни их с размаху откидываются назад, дробятся, пенятся. Еще в юности Леонид Матвеевич не раз поражался огромной силе этого прибоя, который, чудилось, окаменел в одно мгновение и стих навеки. Почти отвесные вершины образуют недоступный амфитеатр перед галеркой главного хребта. Попробуй, подступись к царству сказочных уральских мастеров на все руки!..