— Да, да, господин обер-лейтенант! Благодарю вас, господин обер-лейтенант!
— У вас там найдется какая-нибудь харчевня?
— О, у нас есть ресторан, просто очень приличный ресторан, да, господин обер-лейтенант… Я покажу, это через два квартала, у Вилли Шредера недавно обедали господа офицеры танковой дивизии.
— А может быть, какие-нибудь обозные интенданты, а?
— Интендантов от строевого офицера я научился отличать еще в четырнадцатом году, господин обер-лейтенант, когда маршировал по Франции, да!
«Паккард» медленно катил по неширокой улице, ничем не примечательной улице захолустного городишка…
— О-о-о… — простонал старик Брезекке. — О-о… боже мой… Три дня назад я…
Старик смотрел на двухэтажное серое, в грязных потеках здание. Крыша на правой половине дома рухнула, торчало несколько обгоревших стропил… В черном проеме, где когда-то был парадный вход, сидела рыжая кошка. Справа от проема на стене остался кусок синей стеклянной вывески с золотыми готическими буквами: «Брауншв…»
— Да, в этом «Брауншвейге» долго не будут обедать, — тихо проговорил Коробов.
Старик Брезекке сунул трубку в карман плаща, зашуршал брезентовой полой…
— Я вылезу… да… о, господи…
Коробов остановил машину.
Старик выбрался на грязный мокрый асфальт, снял кожаную облезшую фуражку…
Он заплакал. Потом достал трубку и побрел по тротуару, забыв надеть фуражку.
Рыжая кошка догнала старика и пошла с ним рядом.
54
Под стенкой молоденьких сосенок в двух десятках шагов справа от пустынного шоссе горел костер.
На сиденье красной кожи (Коробов только что принес его из машины) прилегла Ирмгард, очищала кожуру колбасы длинными пальцами…
— Хлеб у нас, кажется, тверже бомбы, — сказал Коробов, отрезая перочинным ножом ломти от темно-коричневой, почти квадратной буханки. — Наверное, недели три лежал…
— Вот приедем в Берлин, там я целый день буду есть! — засмеялась Ирмгард. — Ты накормишь свою сестру, Валёдя?
Коробов глянул на Ирмгард.
— Да, да, постараюсь… Послушай, фроляйн Балк, расскажи-ка о себе, а?.. Нет, мне очень интересно.
— Интересно?.. Не знаю. Скучно было. В гимназии у нас такие противные тетки, ужасно… Летом хорошо — море… Ты был на море?
— Был. На Каспии. На Каспийском море. Это рядом с Кавказом… Ты знаешь где?
— Валёдя, ты все-таки считаешь меня…
— Не считаю, успокойся.
— Все немцы знают, где Кавказ, Сталинград они тоже знают…
— А русские скоро узнают Берлин, а?
— Никогда!
— Ну, не стоит нам об этом… Знаешь, я был на Каспии в сорок первом году… С одной девочкой был…
— Вы убегали от наших парней, да?
— Не убегали, моя дорогая, эва-ку-ировались. Слово «бегство» русские терпеть не могут… Мы эвакуировались с одной прелестной девчонкой. Но не целовались, потому что тогда России было плохо, очень плохо… А девочка похожа на тебя, Ирмгард… Латышка… Я был влюблен в нее, да, не отрицаю, моя дорогая, нет и нет…