Останусь живым — обязательно побываю в Шуе, к Борзовым зайду… Там ведь и Венер Кузьмич где-то по соседству живет, в Юже…
Если останусь живым…
ГВАРДИИ РЯДОВОЙ
Спал Борзов под кустом. Справа — Пашка Шароварин, слева — старшина Мануйлов.
Снилась ему баба. Не то соседка Тамара Васильевна, не то мастер первой смены Маргарита Викторовна…
Зубами поскрипел Борзов во сне: то светлые глаза соседки на смуглом девчоночьем лице мастера были, то кудрявые завитки белокурых волос Маргариты вдруг над густыми, темными бровями Тамары под ветерком шевелились, — шел Борзов по маленькому броду с «Козьего острова»… И рядом с ним плескали босыми ногами по воде Тамара и Маргарита, и мучило Борзова, что никак он не угадает — кто из них мастер, кто — соседка… И платья на них были одинаковые — армейского покроя, зеленые платья… Тамара — а может, Маргарита — вдруг угодила в яму, вода всплеснулась, потянула Тамара — или Маргарита — руки к Борзову, а руки его не могли шевельнуться, мертво свисали руки Борзова, и крикнуть он не мог… И не Тамара это была, и не Маргарита — лицо жены увидел Борзов, уходило лицо в глубь воды…
— Лида-а… Лидонька… — простонал Борзов во сне.
— Не лягайся ты, — сказал спросонок Пашка Шароварин, трофейную плащ-палатку с соседа стягивая на замерзший бок.
— А?.. Кто?.. Тьфу ты, господи… — забормотал Борзов.
— Наснилось, что ли? — сказал, зевнув, Пашка.
— Да ну к лешему… тьфу, башка гудит… Бабы замучили, дьяволицы толстомясые…
— А мне все бе-еленькие снятся, — сказал Пашка.
— Жена у меня — что цыганка, черненькая, ловкая, — сказал старшина Мануйлов. — Так за всю войну хоть бы разок во сне увидать…
— Шкодник ты, старшина, вот жинка и обиделась, — усмехнулся Борзов, поелозил на соломе, укладываясь поудобнее… — А я сейчас вот свою ненаглядную видал, ага… Хороший сон был… Будто гуляем мы с Лидией по базару, яблок — навалом, огурцы, всякая тебе роскошь, ага!
И вздохнул Борзов — не привык он душой кривить, а про то, как лицо жены в воду уходило, разве расскажешь?
— Я солдат честный, — сказал старшина.
— Солдат ты честный, а старшина — хреновый, — сказал Борзов.
— Это как прикажете понимать?
— Ты мне не выкай, я этого не шибко боюсь. Рубаху у тебя клянчу четвертый день, не-е… пятый, считай, а ты — глядеть на меня глядишь, а понимать не понимаешь…
— Да я свою отдам, в душу Гитлера! — Старшина откинул с себя плащ-палатку, сел. — В складе полка натбелья напасено на год! А где тот склад, ежели мы рвем к Данцигу как с цепи сорвались?
— Написать, что ль, Сергею Васильевичу Никишову про тыловые порядочки, а?.. Как, Павел?