— Похоже, крепость внутри куда бо-больше, чем снаружи, — мрачно сказал Володя. — Тут нужна поисковая экспедиция. Беглый осмотр ничего н-не даст.
— Вернёмся на предыдущий этаж, — недовольно ответила Женя.
В это время Клиховский обследовал подвал кирхи.
Кирха была выстроена в виде креста. Обойдя здание, Клиховский увидел, что правое крыло трансепта превращено в руины, а над чёрными обломками косо торчит сгоревший хвост бомбардировщика. Лестницу, ведущую в подвал, Клиховский нашёл в нартексе, заваленном сломанной мебелью. В подвале застоялся трупный смрад. Взрыв авиационного боекомплекта разрушил здесь своды и перемешал с кирпичами куски человеческих тел. Клиховскому всё же повезло — он наткнулся на полузасыпанный проход в какой-то тоннель.
Фонарь высвечивал прочную кладку, в которую были вмурованы дикие валуны. На песчаном полуострове, намытом морскими волнами, не имелось даже мелкого камешка. Валуны привезли из старых тевтонских орденсбургов. Комендант Пьер де ля Кав, завершавший возведение цитадели, приказал без всякого пиетета ломать на стройматериалы замки Лохштедт и Бальгу. И вряд ли тоннель шёл к тайному склепу, о котором говорил доктор Хаберлянд. Де ля Кав укрыл бы проход к своему убежищу куда надёжнее, ведь он собирался стать анастифонтом и ждать в гробнице хоть сто лет, хоть двести, хоть триста, пока новый избранник судьбы не явится к нему за Лигуэтом. А в тоннеле на полу лежали мертвецы в форме вермахта. Видно, это раненые ползли куда-то из подвала, над которым взорвался русский самолёт, но так и не доползли.
Луч фонаря упёрся в полуоткрытую ржавую дверь. За дверью находилась железная лестница, крутая, как на корабле.
Из подвала кирхи тоннель дотянулся до куртины, до каземата нижнего боя. Амбразуры каземата глядели на крепостной ров. Рядом с амбразурами высились дощатые стеллажи под боеприпасы и самодельные деревянные платформы для пулемётов. Клиховский выключил фонарь и в полумраке направился к другой двери. Под ногами, как скорлупа, хрустели гильзы. И тут Клиховский услышал в соседнем каземате голоса — голоса Жени и Володи.
Женя прижала Володю к стене и, улыбаясь, бесстыже шарила рукой по его армейским штанам в промежности:
— У нас есть двадцать минут. Успеешь отстреляться, боец. Тут никого.
Глаза у Жени горели тёмным огнём опасности и вызова.
Володя мягко убрал её руку и прошептал, извиняясь:
— Женька, ты к-красавица… С тобой нельзя как с-собачками — где попало.
Женя фыркнула. Такой отказ её не обидел — только раззадорил. Она взяла Володю за подбородок, будто командир новобранца, и всмотрелась в его лицо: