Аббат выдохнул. Это была новая отсрочка, давшая Кожолю еще немного времени. Но, не в состоянии побороть мучившего его беспокойства, Монтескью спросил:
— Предвидя будущие происшествия, вы позволите, мне, гражданин министр, отдать некоторые приказания своим? Они ждут внизу.
— Давайте, давайте, аббат!
Роялист приблизился к окну и крикнул по-совиному, на манер шуанов. Минуту спустя в бельведере появился Бералек. Его также мучило предчувствие какого-то несчастья. Аббат шепнул ему на ухо скороговоркой:
— Нет известий о Кожоле?
— Никаких. Я послал за ним Сен-Режана, но и тот еще не вернулся. Надо думать, Кожоль попросил его о помощи в своих поисках.
Окна высокого бельведера выходили на все четыре стороны, позволяя таким образом видеть и слышать все, что происходило вокруг. Фуше стоял у окна, повернувшись лицом к Сен-Клу.
— О-го! — вдруг произнес он. — Посмотрите-ка, аббат: это что-то новое.
Вдали на дороге мелькал красноватый огонек.
— Что это такое? — спросил аббат.
— Это — Бонапарт, верхом или в карете, предшествуемый факельщиками. Через четверть часа он будет у заставы. Подготовим ему сюрприз.
И, вынув из кармана свисток, он резко и коротко дунул в него. На этот сигнал отряды войск у заставы зашевелились — прибыло подкрепление.
Сердце болезненно ныло в груди аббата. Кожоль не явился еще, чтоб уплатить за арест Бонапарта, и роялисту грозило полное поражение: только несколько минут отделяли его от краха.
Вдруг он почувствовал на своем плече прикосновение трепещущей руки Бералека и услышал его шепот:
— Прислушайтесь-ка к шуму на Елисейских Полях, он приближается к нам.
Действительно, по мощеному шоссе ударяли подковы лошади, пущенной неистовым галопом.
— Это Кожоль, — прибавил Бералек, — он скачет во весь опор.
Монтескью посмотрел в сторону Сен-Клу. Свет факелов был еще далеко.
— Кожоль будет здесь гораздо раньше генерала… я спасен! — прошептал он.
В эту минуту у заставы собралась густая молчаливая толпа.
Через двадцать минут Пьер остановился у подъезда дома.
Затем на лестнице раздались шаги молодого человека. Фуше, все еще стоявший лицом к Сен-Клу, смотрел на растущий свет факелов. Монтескью бросился навстречу Кожолю. Пьер был бледен, расстроен, взор его блуждал.
Аббат едва смог прошептать одно слово:
— Сокровище?
— Отыскали раньше меня… все унесено!.. — сказал Кожоль хриплым голосом.
— А! — вскричал Фуше, не слыхавший разговора. — Генерал едет к нам в карете… только его карета… Взгляните лучше сами, аббат.
С отчаянием в душе аббат устремил взгляд на карету, освещенную факелами и теперь ясно видную в ночи. Грохот колес говорил, с какой быстротой приближался его торжествующий противник.