На ком останавливались полные вожделения взгляды? Когда Бьянке было пятнадцать, а Марте тринадцать, мне было меньше сорока. Их подростковые фигурки оформились почти одновременно. Некоторое время я еще по старой памяти считала, что мужчины на улице оборачиваются на меня, как это было последние двадцать пять лет, и я привычно встречала их взгляды и терпела. Но потом поняла, что эти взгляды, скользнув по мне, останавливаются на них, и встревожилась, и обрадовалась, и в конце концов с иронией сказала сама себе: сезон подходит к концу.
Однако я стала уделять себе больше внимания, как будто хотела сохранить свое тело таким, к какому привыкла, не желая, чтобы оно старело. Когда к нам приходили друзья дочек, я старалась перед встречей с ними привести себя в порядок. Видела я их недолго, только когда они приходили, а потом уходили, неловко здороваясь или прощаясь со мной, но я все равно заботилась о том, чтобы выглядеть как можно лучше. Бьянка утаскивала своих друзей к себе в комнату, Марта – к себе, и я оставалась одна. Я хотела, чтобы мои дочери были любимы, я не перенесла бы, если бы было иначе, и ужасно боялась, что они не найдут свое счастье; но от них исходила неистовая, ненасытная чувственность, я ощущала силу их притяжения, и мне казалось, что они унаследовали ее от меня. Так что я была счастлива, когда они, смеясь, говорили мне, что их мальчикам нравится их молодая привлекательная мама. На несколько минут у меня возникало ощущение, будто три наши организма существуют в приятном согласии.
Однажды я позволила себе, пожалуй, слишком свободно пообщаться с одним приятелем Бьянки, пятнадцатилетним мальчишкой, вечно мрачным, молчаливым, с порочным, болезненным лицом. Когда он ушел, я окликнула дочь, та просунула голову в дверь моей комнаты, и к ней тут же из любопытства присоединилась Марта.
– Твоему другу понравился десерт?
– Да.
– Нужно было добавить шоколад, но я спохватилась слишком поздно. В следующий раз не забуду.
– Он сказал, что лучше бы ты в следующий раз ему отсосала.
– Бьянка, что ты такое говоришь?
– Это он так сказал.
– Он не мог такого сказать.
– Но он так сказал.
Мало-помалу я сдалась. Научилась появляться только тогда, когда они сами хотели моего присутствия, высказывать свое мнение, лишь если меня об этом просили. Короче говоря, если им от меня что-то требовалось, я им это предоставляла. Чего я сама от них хотела – этого я никогда не понимала, да и нынче толком не знаю.
Я посмотрела на Джино и подумала: сейчас спрошу, не составит ли он мне компанию за ужином. И еще подумала: он откажется, чем-нибудь отговорится, так что запасемся терпением. Но он только робко сказал: