– Фуррхи?
– Демоны по-вашему. В наших поверьях фуррхи приходят ночами и выедают глаза у спящих.
– Какая гадость. – Я хрипло рассмеялся. – И как, похож?
– Нет, – признала Лайза. – Когда нам сказали, что Илмара погибла от твоей руки, привезли ее, бедняжку, я мечтала вырвать твое сердце. А теперь все запуталось. Смотрю на тебя и думаю: мальчишка ведь. О чем они все твердили? Кого боялись?
– Я вел своих людей в бой, – напомнил ей. – И был сильнее.
Лайза тепло улыбнулась.
– Верю. В твоих глазах живет пламя битвы, мальчик. Я понимаю людей, которые шли за тобой.
– А я вот нет…
И замолчал. Лайза тоже посидела молча, а потом тихонько запела. Ее песня была на каком-то наречии, потому что я едва понимал слова. В ней пелось о далеком доме, затерянном в горах, о снежных вершинах, уснувших до наступления тепла. О том, что все мы однажды дойдем туда, куда стремимся. Все, но не я. Только я не терял надежды. Сдаться – значит умереть.
– Вот, снова, – заметила Лайза. – Снова у тебя такие глаза. О чем ты думаешь, мальчик?
– О том, что хочу жить, – ответил я.
Скрипнули половицы в кухне, в дверь тихонько постучали, и на пороге замерла Амелинда.
– Голубушка! – встрепенулась Лайза. Она часто так называла свою госпожу.
– Только вырвалась, – весело сказала та, забираясь в чуланчик и принеся с собой запах снега. – Лери Белла решила вышить новые скатерти, всех усадила за работу. Как вы тут?
И посмотрела на меня.
– Лучше ему, – вместо меня ответила Лайза. – Вы посидите с ним, лери, а я на завтра поставлю опару.
И скрылась, оставив нас наедине. Эмми заняла освободившееся место, привычно проверила пульс, призвала магию – и довольно кивнула.
– Выздоравливаете, Эрвинг.
– Нет никакой необходимости мне «выкать», лери, – сказал я ей.
Амелинда смущенно улыбнулась. Мне нравилось, когда она приходила. А еще вспоминал, как вначале собирался втереться в доверие к лери Эйш, чтобы сбежать, и становилось смешно. Потому что понял: с печатью далеко не убегу. И еще одно – Амелинда не Эйш. Она была родной этому замку, но не людям, которые в нем жили. Я бы, на месте мужа, не выпускал жену из объятий, но Амелинда часто бродила одна. Заметил, когда работал во дворе. Так бывает, когда ты один среди толпы. Уж я-то знал.
– Рада, что ты поправляешься. – Эмми подобрала слова. – Но в следующий раз все может закончиться куда хуже. Все-таки вред от печати ощутимый. Постарайся не ссориться с хозяевами.
Ссориться? Это была не ссора, а пытка. Но я промолчал, Эмми тут ни при чем.
– Ты так странно на меня смотришь. – Она отвела взгляд.
– Дались всем мои глаза, – ответил я, вспомнив, как о чем-то подобном только что говорила Лайза.