Эрвинг
Ночь прошла в каком-то бреду. Мне было до того плохо, что хотелось взвыть. Вместо этого я долго стоял под ледяными струями душа, даже не чувствуя, как мерзну. Холодная вода разгоняла марево, окутавшее разум. И когда около полуночи вернулся в комнату, хотя бы мог дышать. Вот, значит, как… Когда мы в последний раз виделись с матушкой накануне отъезда в Литонию, она уже казалась больной, но все старалась шутить, чтобы я не волновался. Просила только быть осторожным и подумать о том, что пора бы строить другую жизнь, в которой будет не только звон мечей и грохот пушек. Я признавал ее правоту и думал о браке с Брандой, поэтому дал слово. Не сдержал. Теперь ее нет и тоже из-за меня.
Закрыл глаза, пытаясь уснуть, но мысли возвращались к дому. Дому, где теперь никто не ждет. Бранда замужем, матери нет, и я даже не смог с ней попрощаться. Друзья… Могут ли быть друзья у раба? Нет. Ничего не осталось. Все рухнуло до основания, и я не знал, что делать с обломками собственной жизни. Зато, когда следующим вечером явился лер Эйш, мне было уже все равно. Он снова брызгал ядом, пытался унизить, а я даже не слушал, и Леонард злился больше. Снова потащил во дворец. В экипаже я постоянно чувствовал на себе взгляд Амелинды. Она тревожилась. Зря, ничего со мной не станется – большего, чем уже случилось. Эмми была добра ко мне, а я не видел причин для ее доброты. Понимал только, что и ей это принесет проблемы. Если еще раз увидимся с глазу на глаз, надо посоветовать ей не перечить мужу. Я – временное явление в их жизни, а с Леонардом им еще годами следовать рука об руку.
Во дворце снова звенела музыка. На этот раз планировался бал, и свет тысяч свечей бил в глаза. На нас снова оглядывались, едва ли не показывали пальцами, самые смелые подходили и спрашивали у Леонарда, не боится ли он спать ночами, когда рядом – злейший враг.
– Сейчас он безобиднее котенка, – отшучивался лер Эйш. – Хотите – можете убедиться.
И я чувствовал себя диким зверем, загнанным в угол. Нет ничего приятного, когда посторонние люди пытаются прикоснуться, ущипнуть, уязвить, причинить боль. Но я молчал. Ни слова, ни звука. Не доставлю им еще большего развлечения, обойдутся. Не люди – твари. Жалкие, ограниченные страхами и приличиями. Пусть беснуются, уже все равно.
Конечно, танцевать со мной на привязи лер Эйш не смог, поэтому кинул цепочку кому-то из слуг и протянул руку жене. Слуга же чуть не лишился дара речи и поторопился увести подальше от танцующих, к решетке, предназначение которой я понял, лишь когда тот пристегнул цепочку к прутьям. Что ж, я был не единственным рабом на этом празднике жизни. Рядом сидели еще двое молодых парнишек, мне незнакомых. Видимо, тоже ожидали хозяев. Мерзкая страна с мерзкими обычаями. В которой теперь придется жить.