— Тогда тяжело пришлось: мы сражались до самого рассвета.
— Ты храбро билась в ту ночь. Как ты так долго смогла скрывать, что ты женщина?
— Мне Семеныч помогал. Он скрывал от чужих любопытных глаз, когда переодевалась. Где бы я была, если бы не он? Как отец мне был. Заболел он какой-то хворью прямо перед походом на хулагинцев. Умер. Жаль, мне его сильно не хватает. Вот так родился в Суздале, на земле Русской, а похоронен в Сарай-Берке, в Золотой орде.
— Я сожалею о твоей утрате.
Помолчали.
— Ты всегда такая боевая была? Как ты так сражаться научилась?
— А, ну, так жизнь научила. У меня мама рано умерла, я ее не помню совсем. А отец — он купец был — все в разъездах по торговым делам. Так я с мальчишками бегала, и по деревьям лазала, и в бабки играла, да щеглов в лес ходила ловить. Ну и драки у нас бывали стенка на стенку.
— Ты дралась с мальчишками?
— А то как же! И бита была. Правда, и им от меня доставалось порядком. Приходила домой в разорванной одежде, с синяками и разбитыми коленками, но довольная! Ох и попадало мне от Семеныча… А потом сосватал меня отец за знакомого купца Тимофеева. Он тоже часто уезжал, вот я и упросила его выучить меня с оружием обращаться, чтобы могла я и дом сберечь, и детей.
— Твой муж — смелый человек. Я помню, как он просил за тебя, не побоявшись наказания. Давно он пропал?
— Через год, как мы переехали сюда, девять лет получай. Капитан сказал, что попали они в шторм, и Иван хотел паруса сберечь, и работал на ровне с командой, смыло его и еще несколько человек волной.
— Ты больше не вышла замуж?
— Нет. Я ждала, что он вернется. Я и сейчас жду. Не верю, что он умер. Сердцем чувствую — жив и все!
Настя вздохнула и поспешила сменить тему.
— Ну, а ты давно был дома? Все в походах. Домой, наверное, все некогда заглянуть?
— Да, давно.
Насте хотелось больше узнать о Ногае, она решилась, но этим вопросом огорошила его:
— Ты давно не навещал мать?
— Что?!
— В бреду ты часто говорил, что скоро зима и приедешь… Похоже, это было очень важным для тебя.
Ногай вздохнул. Поджал губы. Никогда и ни с кем не говорил он о матери. И никогда и ни с кем, ни из своих нукеров, ни из наложниц, не стал был это обсуждать. Это было его затаенной болью, что остальные могли счесть за слабость.
— Прости, я затронула, наверно, болезненную тему.
Ему не хотелось обидеть ее своим молчанием, к тому же она так просто и открыто рассказала о себе.
— Нет. Все в прошлом. Это было давно. Я был ребенком.
— Что произошло?
— Когда мне было семь лет, отец забрал меня у матери, привез в Сарай. Я был представлен великому хану Бату, после отец отвез меня за город, там был учебный лагерь, там и оставил, чтобы я стал воином.