— Так что когда ты пережил Тургор, — продолжал он, созерцая Дитриха, — то всколыхнул Цвета так, как этого не делал никто со времени моего заточения. Разве мог я не обратить на тебя внимания? Разве мог не наблюдать за тем, над кем тряслись эти четыре маразматичных придурка? И разве мог позволить тебе прийти сюда, не поведав тебе всю правду о том, кто и откуда ты на самом деле?
Он замолчал. Молчал и Дитрих, понимая, что он первый, с кем говорит Убийца за все шестьсот лет, и что слушать его надо внимательно… очень внимательно, ибо в таком состоянии тебе могут поведать такое, чего не скажут ни при каких обстоятельствах.
— Забавно, что твой главный Цвет — это Янтарь, — ухмыляясь, продолжал Убийца, — потому что это именно то, что сделали с твоей душой. Заточили в янтарь. Как жука, который мог бы пролетать отпущенные ему несколько месяцев и спокойно уйти из жизни, поймали и залили янтарной смолой, чтобы оставить его там навсегда. При этом, несомненно, во имя великой цели.
— Но довольно болтовни, — Убийца снова усмехнулся, — прошу простить мне эту слабость, ведь здесь совершенно не с кем поговорить. Этот, — он кивнул в сторону своего клинка, — мне ещё в первые годы наскучил. Ты теперь знаешь о себе всё. Как и знаешь всё, что тебе нужно, обо мне. Ты знаешь, кем я был и почему сделал то, что нужно. И я предлагаю тебе своё место и свою силу, Дитрих. Ты уже должен был понять, что драконы этого заслуживают. Что держать их в узде иначе нельзя. Потому что если этой защиты не станет — то уже не для дела, а потехи ради они будут поступать вот так!
Он щёлкнул пальцами. И с этим щелчком разум Дитриха начал заполняться последними воспоминаниями. О его побеге, о метаниях по Триниагосу, о полёте в Анваскор. О том, как с любовью и заботой его там прижал Уталак, предоставив выбор без выбора и унося на Сиреневый остров. Как принц, оказавшись в родной среде, где все, казалось, его понимали и любили, расслабился… и как именно в таком уязвимом состоянии его и настиг Тургор.
Казалось, Дитрих снова переживает эти ужасные мучения, когда его переполняет Цвет, кипит в нём, стягиваясь в его тело отовсюду — и одновременно стремясь вырваться из него. Как он ползёт по камням, которые плавятся от его касания, как он добирается до зала, где стоят чаши с Цветами, не понимая, что так он только делает всё ещё хуже… И, наконец, тот самый момент, когда его разрывает…
Этот момент был самый невыносимый. Словно ты просыпаешься во сне от внезапного чувства падения с бешено колотящимся сердцем и никак не можешь понять, очнулся ты или всё ещё летишь вниз… Вот только этот миг длился куда дольше, и был куда страшнее…