Пообщавшись с Демидом сказал Маринке:
— Повезло тебе там, мужик настоящий! — а про себя добавил, — только ты больше внимания обращала на то, что в штанах у мужиков.
Позвонили по разу Лида и Наталья, Маринка запаниковала:
— Пап, скажи им что-нибудь, я пока не могу с ними говорить, особенно с теть Лидой!!
— Ладно, они девки понятливые, лезть к тебе не станут. Завтра Шурка приедет, пацаны через два дня будут дома, ты это…
— Да, не волнуйся.
Бабуля, сначала испуганно глядевшая на Маринку, как ни странно, ей понравилась — маленькая, сухонькая, а приволокла неподъемную сумку.
Коля, встретивший её с автобуса, ругался, даже дома, поставив сумку на пол, бурчал:
— Сдурела совсем бабка, а если б рухнула под такой тяжестью?
— Зачем такое сказала? Мои мальчики пириезжают, а я с пустой руками?
— Здравствуй, девичка! — баба Шура настороженно смотрела на Маринку.
— Здравствуй, баба Шура! Спасибо тебе за сына, за ребят! — поправилась Маринка.
Та с грустью глядя на неё, сказала:
— Они мине внуки стали, не ругайся, а?
— Не буду! — слабо улыбнулась Маринка.
Как суетилась и хлопотала с утра Шура, наготовила гору плова, запекла как-то по-своему курицу — «Валик всигда так любит,» для Петинька его любимый лагман, потом долго наряжалась, подбирая платок на голову — идти встречать их на площадь, куда привезут всех детей.
Маринка стояла в сторонке, внимательно вглядываясь в лица быстро выскакивающих из автобуса детей — загорелых, шумных, веселых.
Появился шустрый, сильно загоревший мальчика и, сразу же заорав:
— Бабуля, дед! — замахал руками, а за ним выскочил… сын.
Вытянувшийся, загорелый, худенький, тоже закричал что-то, и бегом припустили оба к Коле и баб Шуре. Петька, наобнимавшись, тут же стал мериться ростом с бабулей, радостно заметил:
— А я говорил, тебя перерасту? Говорил??
И как-то внезапно замер — увидел Маринку, молча смотревшую на него.
— Мам, это ты? — как-то заторможенно спросил он.
Маринка кивнула, говорить не могла, горло сжало обручем, даже сглотнуть не получалось.
— Мам, — сын вместо того, чтобы побежать к ней, пятился к деду, прижался к нему и расширившимися глазами, со страхом смотрел на неё.
Маринка не замечала ничего, видела только испуганные глаза своего ребенка, и это было во много раз больнее и страшнее, все её переживания и болезни не шли ни в какое сравнение с этим испугом в глазах сына.
Положение спас Валик:
— Тетя Марина, а я Валерка, здрасьте!
Тетя Марина молча протянула к нему руки, и ребенок, интуитивно поняв, в два шага оказался в её обьятиях. Маринка, ничего не видя от слез, судорожно обняла этого чужого, такого понятливого ребенка, она не рыдала, просто слезы бежали и бежали.