— Но есть же ещё щенок, малчик маленкий, пачему не береш за мой долг!! — заблеял Дильшот.
— Ах ты тварь, этот щенок полудохлый, его на один раз не хватит! Ты, урод! Саид, не жадничай, дай другим попользоваться!
Саид кивнул и потащил орущего, пытающегося дотянуться до берцев на ногах Зверя, чтобы выпросить милости. Тот брезгливо скривился, пнул в бок вопящего, как поросенок, Дильшота, и, сплюнув, сказал одно только слово:
— Мерзость!!
— Ты скоро? — спросил колдующего на Маринкой мужика.
— Зверь, надо бы, чтобы кто за ней присмотрел. Если выживет — медсестра нам сгодится всегда.
— Хмм, — Зверь на минутку задумался, потом шумнул:
— Лутфулло? Садись в машину этого, отвезешь её, — кивнул на Маринку к бабке Мухе (Мухобат с его легкой руки превратилась в Муху). Скажешь, я велел, присмотреть, если выживет, пригодится нам. На вот! — он вытащил из кармана какие-то купюры. — Отдашь ей.
— Саид, ты с нами или поедешь до бабки??
— С твоего разрешения, Зверь, я бы доехал до неё, кой-какие инструкции бы дал, — ответил бородач явно славянской внешности.
— Только недолго! Пошли отсюда!
Когда пацаны пригнали овечек, возле дома, где была Маринка, стояли, переговариваясь, несколько человек, из местных.
Валик прислушался, шустро загнал овечек, велел Петьке сидеть не высовываться в их жилье, сам же побежал узнать, что и как.
Вернулся мрачный.
— Петь, ты это… Дильшот мать твою сильно избил, её увезли на лечение. Сказали, что не скоро поправится, нам надо в ближайшую неделю рвать отсюда. Одно радует, Дильшот теперь девочкой стал!
Петька, съежившись, горько всхлипывал.
Валик обнял его:
— Не плачь, братуха. Мы с тобой теперь точно братья, насовсем. У меня никого, один ты, и у тебя пока тоже. Вот выберемся если, Бог даст, тогда и дед у нас с тобой точно будет. Ты это, поплачь пока, но точно скажу — больше слезы свои никому не показывай, слабаков всегда обидеть быстрее. Петь, надо в дом сходить, вещи твои, пока не растащили, хоть что-то забрать, ты пока посиди, я сгоняю!
Петька так и сидел, сжавшись в комочек, горько всхлипывая, никак не укладывалось в его голове, что он остался один, и так далеко его настоящий дом, где есть и ванная, и туалет, и школа, и секция, и ребята, и дед.
Дед в это время осунувшийся, сильно похудевший и совершенно трезвый разговаривал с Лидой и Натальей — очень просил их приехать, поговорить.
— Девки, вы меня простите. Я знаю, что скотиной стал, после Галинки, девки, но я с ума схожу от неизвестности. Ведь я её, суку за внука… — он зажмурился и судорожно вздохнул. — Верите, спать не могу, жрать не могу, Петюня перед глазами стоит! Десять лет ведь всего!! Я, козел полупьяный не понял, когда он звонил из аэропорта, что беда. Девки! — он поднял измученные глаза. — Вы хоть меня не бросайте!! Я жить не хочу — одно только и держит — может, что прояснится про Петюню.