И поехали ко двору Джаймиса обычные, казалось бы, мужчины, но не рисковали с ними связываться повстречавшиеся кое кому их них, небольшие, три-пять человек, любители легкой наживы — по неведомым причинам узнавая в них отчаянных, не оставляющих в живых своих обидчиков — рубак. Вот этих-то степняков лично встречал сам Джаймис, провожал в выделенные для них комнаты и твердо обещал ввести в курс дела, как только приедут все остальные.
А Джас, потихоньку начавший вставать, думал и решал, как быть — то, что они задержатся в степи, было ясно всем. Джаймис, его отец — Людиг сказал, что не мог оставить поникшего и убитого отца в неведении — ждал и сына и, особенно, внука, и понятно же, что Саюшка и Вилья должны знать про него, Джаса, все.
Пошел к Симу, посоветоваться, тот растянулся на солнышке и помуркивал.
— Дозволь посоветоваться с тобой, зверь мифический?
— Давай, степняк!
После того, как Джас заслонил сына, Сим заметно подобрел к нему, вот и сейчас — хмыкнул в голове и лениво добавил:
— Иди ближе, почеши за ушами, что ли!!
— Неужели разрешаешь?
Сим вздохнул:
— Принял я тебя, принял! Вижу, что у тебя вся жизнь в Сае и мамочке, это радует!! Малышу нашему много дел предстоит, неприятных поначалу, а кто, как не отец, будет зубами рвать его обидчиков? Я прав?
— Прав-то прав, но вот… надумал я сказать им правду… — Джас вздохнул, — … не думаю, что оба смогут простить, но и держать их в неведении не могу.
— Мудрое решение — ты прав, степняк. Они должны знать, особенно, мальчик, ему с твоей помощью наводить порядки в твоем доме, степи вашей. Ох, скажу я твоему слабаку отцу много колючих слов. Ну, степняк, пусть тебе Великий Путник подскажет, что и как сказать своим дорогим!
Джас решил начать с Вильи, тут он не сомневался, она сразу скажет — Ненавижу! — был к этому готов, а вот сын… здесь было сложнее — рвалось его сердце на клочки…
Знаками показав Вилье, что хочет поговорить, взял дощечку, присел на камень и, судорожно выдохнув, как в озеро с ледяной водой прыгнув, написал:
— Хочу признаться — я тот самый степняк-Джас, что сломал тебе жизнь тогда.
Вилья прочитала, явно не поняла, прочла ещё раз, недоуменно посмотрела на него:
— Но, тот же был молодой… как лихв — жестокий, ты — другой!
Джас написал:
— Годы рабства состарили.
Вилья помотала головой:
— Я не знаю, что сказать, мне надо крепко подумать, не могу сопоставить того, ненавистного степняка и этого, спасшего моего сыночка. Привыкла я, что ты рядом с ним, надежный такой! — Она опять повторила: — Мне надо подумать!
Джас кивнул, осторожно поцеловал её ладошку и пошел к сыну.