Молоко 0-01
Сливки 0-07
Варенье 0-07
Мёд 0-17
Сахар 0-02
Пирожное «Буше фруктовое» 0-18
Пирожное «Трубочка с безейным кремом» 0-18
Фрукты
Хлеб дарницкий 0-01
Хлеб пшеничный 0-01
Это меню — с воистину исторической XIX партконференции, где Ельцин просил политической реабилитации, а Лигачёв сказал: «Борис, ты не прав», где по рядам ходили счётчики считать голоса против, что было впервые, где было много всего, давно уже рассказанного другими, я же позволил себе привести исторический документ. Меню менялось каждый день, цены были, при командировочных семи рублей в день, вполне доступны. Но, разумеется — никакого спиртного.
* * *
Одной из первых, а возможно, и первой командировкой в моей жизни (1970–1971) была поездка в Ленинград, где среди прочих заданий я имел и такое: встретиться с критиком Г. и взять у него давно заказанные статьи. В самом конце Московского проспекта я нашёл новую, не питерскую улицу и, несколько волнуясь, подошёл к двери. Пока звонил, в спину спросили: «Из “Волги”?». Я обернулся и увидел мужчину с почти закрытым опущенной ушанкою небритым лицом, с романом Проскурина «Судьба» под мышкой.
В невозможно грязной квартире пахло кошками. Раздеваясь под бормотанье хозяина, я разглядел, что он совершенно пьян.
— Дай нам «Примочки»! — крикнул хозяин кому-то в глубину квартиры.
«Какой “Примочки”, зачем, я “Беломор” курю, что за странная манера угощать сигаретами?» — подумал я.
Вошла молодая неприбранная женщина в длинном халате, с распущенными волосами, с сигаретой в одной и графином в другой руке.
На письменном столе появились к нему две тарелки с варёной колбасой и сыром, три стопки и две вилки. Посередине стола на журнале «Знамя» спал здоровенный серый кот.
— Примочки за знакомство! — предложил хозяин. Загадочное слово прояснилось. Мы выпили по рюмочке, хозяйка вышла и воротилась с той же сигаретой и со вторым котом.
— Варфоломей! — обратилась она к спящему животному, — не смей спать на журналах.
Варфоломей не двинулся.
— Тогда я тебя накажу, кольца лишу, — сказала женщина, столкнувши кота с журнала и стягивая у него с корня хвоста обручальное золотое кольцо. Надевая его себе на палец, она шепнула мне: — Прямо беда с ними!
Г. почти мгновенно окосел, и мне оставалось лишь проститься. В следующие дни телефон его не отвечал.
По стечению обстоятельств, моя следующая командировка оказалась также на северо-запад в рифмующийся, но закрытый Калининград, и, среди прочих, я имел задание побывать у критика того же направления, чья фамилия также начиналась на букву Г., чтобы взять у него давно заказанные статьи.