Но я все равно поеду.
– Но что ты собираешься делать? – спрашивает мама.
– Дженис мне поможет. Мы поищем Джонатана. Мы проверим все больницы. Мы расклеим листовки.
Из новостей и газетных статей я почерпнула, что именно так сейчас поступают многие. Люди обмениваются информацией и помогают друг другу.
– Я не могу поехать с тобой. Не могу оставить твоего отца, а он в настоящий момент не осилит долгую поездку.
– Конечно, осилю, – возражает папа, но это было бы для него слишком болезненно. Смотря на него, становится очевидно, что ему даже на диване сидеть некомфортно. И мама не оставит его одного.
– Я не прошу тебя ехать со мной. Я не хочу, чтобы ты ехала со мной.
Это откровенная ложь, потому что я понятия не имею, способна ли я добраться сама. И дело даже не в том, хватит ли у меня способностей или навыков, а в том, хватит ли у меня мужества. Такое озарение вызывает у меня чувство стыда. Я – взрослая женщина, и пришло время доказать, если не всем, то хотя бы себе самой, что я могу действовать самостоятельно. Дженис сказала, что Джонатану нужно, чтобы я сделала шаг вперед и стала тем человеком, на которого он может положиться, который не отступит, когда дела пойдут плохо. На этот раз я не буду прятаться в своей детской кроватке, надеясь, что мир исправит себя сам. Джонатан сделал бы все, чтобы помочь мне, но теперь он сам нуждается в помощи, и я найду в себе силы стать той, кто поможет ему.
Дженис, услышав про мой план, реагирует даже еще более бурно, чем мои родители:
– Похоже, ты не представляешь, что тут творится. Клей сказал, что то, что показывают по телевизору, не может даже отдаленно сравниться с тем, что он видел собственными глазами. Нас не пустят в Нижний Манхэттен, если только мы не сможем доказать, что живем где-то в окрестностях. И даже тогда сомневаюсь, что у нас получится.
– А что, если Джонатан пострадал? Что, если он в больнице, но по какой-то причине не может говорить?
Мне не хочется думать о том, что это могут быть за причины. Я говорю себе, что он охрип от дыма, потерял голос или, может, у него проблемы с дыханием, и он поэтому не позвонил.
– У него нет родных. Ни братьев, ни сестер, ни родителей. Никто, кроме меня, не станет его искать.
– Анника. – Голос у Дженис усталый. – Его имя есть в списке. Он выбрался.
– А что, если его имя там по ошибке?
– С чего бы ему быть по ошибке? Его босс должен был записать имена всех, кто вышел из здания, и отправить письмо в чикагский офис, что он и сделал. Он не стал бы лгать о чем-то подобном.
Дженис молчит.
– Если я доберусь в Нью-Йорк, ты мне поможешь?