– Где эта рыжая бестия лазает? – Степанида вышла из кухни, оглянулась по сторонам в поисках мужа, увидела праздно слоняющихся девчат и твёрдым шагом направилась к ним, поправляя на ходу передник.
– Тётенька Степанида, мы только одним глазком, – заверещали девочки.
– Кто просил научить кружевные блины делать, а? Думаете, я просто так спор заключила? А ну, живо к плите!
Ключнице не хватало только скалки в руках. Да и была бы она в её руках, слова б никто не сказал. Многое позволено Степаниде Щуке, как тому сержанту: делай что хочешь, но чтобы было. Для всех домашних по хозяйственным вопросам она и царь, и бог, и советская власть. Попробуй противиться, как через денёк-другой станет неуютно, а потом и вовсе уныло, словно что-то пошло не от сердца, без души. И вроде всё на месте стоит, а кажется, что не так. Поэтому к Спепаниде относятся с уважением, ибо в своём деле она мастер.
– А с какой начинкой блинчики будут? – поинтересовался я у шеф-повара.
– Как с какой? Василий рыбки копчёной побожился достать, шиш бы я его иначе отпустила. – Степанида стояла руки в боки, высматривая, кого бы ещё запрячь на работы.
– Лексей, ты идёшь? – окликнул меня Пахом Ильич, держа в руках бечёвку для чучела.
Как ни боролась церковь с языческим праздником проводов зимы, так и не смогла совладать с наследием славянских корней. И первый блин, который комом, всегда приносился в жертву душам умерших предков. Этот блин не выкидывали, его отдавали неимущим, тем, кто не имел ржаной муки. Степанида испекла более двух тысяч блинов, так и уснула прямо на кухне, обессиленная, но с чувством выполненного долга, отпустив девочек ещё после первой тысячи. Перед готовкой мы поспорили с ней на сапоги, такие, как у Елены. Вот и выиграла спор ключница.
Однако похвалить только одну ключницу было бы несправедливо. Этой зимой мы все потрудились на славу, а именно построили мост через Сож и подобие дороги, установив сухопутную связь не только с бывшей деревенькой Гвидона, а и со столицей, через просеку ведущую на Смоленско-Мстисльский тракт. Расположившись на двух холмиках, недалеко от того места, где просека выходила на поляну и речка сужалась до тридцатиметровой ширины, мост напрашивался давно. Пока лёд был крепок, Фрол заготовил брёвна высотой в три аршина и распилил их на широкие доски. На вторчермете мне продали куски стального троса от старого крана и сцепные устройства. В доски забили скобы с двух сторон и через них пропустили два стальных каната. Получилось что-то вроде железнодорожного полотна, где вместо рельс был использован крановый трос. Конструкцию растянули на льду и зафиксировали на восьми вкопанных и зацементированных в земле толстых брёвнах. Ближние к берегу реки возвышались на три аршина, дальние – на две пяди. Пришлось задействовать тяжеленную машинку для натягивания троса и талрепы, без этих приспособлений мы бы не справились. Когда всё было готово, установили поддерживающие тросы с кольцами. Через них пропустили ещё один трос, тоньше, который цеплялся к поддерживающему стальному канату, соединяясь с основной конструкцией, образуя треугольники. Мостик простёрся над рекой на высоте семи аршин, что давало возможность ладьям даже не убирать мачту, проходя под ним. По бокам натянули сетку, больше для психологического эффекта, нежели для страховки. Теоретические расчёты давали возможность проехать по настилу лошадке с санками или с телегой, но практически это сделать было трудно. Дороги к мосту, как таковой не было, да и в зимнее время её нереально проложить. Пришлось выкорчёвывать деревья, прокладывая просеку от мостика через лес, в сторону поляны, обходя возвышенности. Получилась змейка, длиной почти с четыре версты на той стороне реки и две с половиной на нашей. Вся работа заняла почти три месяца, стоила полторы сотни гривен, а ожидаемого результата достигнуто не было. Бросив в Смоленске и по округе клич, мы привлекли на стройку почти двести человек, из которых вопреки всем ожиданиям в деревне осталось лишь пятнадцать. Дров от этой затеи было запасено, наверное, на два года вперёд.