— Не курю, — отверг предложение Илька хрипловатым голосом и прокашлялся.
— Ты чей будешь, паренек? — обратился к Ильке кучерявый плавщик.
— Здешний.
— А чего рано из дому ушел?
— Да так…
Разговор не клеился. Вид у Ильки подавленный, и в глазах его, еще вялых со сна, гнездилась тоска. Старый сплавщик внимательно присмотрелся к нему.
Заношенная синяя рубаха без пуговиц, штаны, прорванные на коленях, поцарапанные ноги, давно не стриженная и не чесанная голова — все это не ускользнуло от цепких глаз старика.
— Так чей же ты все-таки? — неожиданно повторил он свой вопрос.
Илька, нахмурившись, недружелюбно ответил вопросом на вопрос:
— Вам-то что? — Глядя на быстро плывущее бревно, прибавил: — Ничей. — Заметив, что таким ответом он озадачил сплавщиков, пояснил с грустной усмешкой: — Вольный казак!
— Чего, чего?
— Вольный казак, говорю, — повторил Илька и ожесточенно закончил: — Бродяга!
С этого и пошел разговор. Нехотя выжимая из себя слова, паренек начал рассказывать о себе, а затем, ободренный вниманием и участливыми взглядами сплавщиков, продолжал уже уверенно, ничего не утаивая, доверяясь этим людям.
— Конечно, дело семейное — непростое, — вздохнул Илька, повторяя чьи-то чужие слова. — Но и терпенья моего больше нет. Тряпкой в рожу?! Это как называется? За это даже в сельсовет можно идти. А где он, сельсовет-то? Нету сельсовета. Кому пожалуешься? Некому. А они увезли меня сюда и изгаляются. Вот и рубанул я мачеху молотком. Довели! Это еще ладно, ружья дома не было, а то бы до смертоубийства дошло. Тетка Тимофеиха вон говорит, что я очень даже опасный для опчества, если обозлюсь. Я нервный. Есть даже такая болезнь — нервоз называется. Это отец в больнице узнал. Он у нас все по больницам, по лесам да по тюрьмам скитается. Вот кабы наоборот было: отец бы утонул, а мама бы осталась. Бабушка говорит, что без отца был бы я полсироты, а без матери — полный сирота…
Сплавщики слушали не перебивая.
Молодой парень уже докурил цигарку до того, что она обжигала губы, но он словно бы не замечал этого, тянул и тянул, жадно, порывисто. И у него все чаще и чаще подпрыгивало веко. Илька заметил это и подумал, что молодой дяденька тоже очень нервный человек, раз у него глаз так дергается.
— Говори, говори, — попросил пожилой сплавщик с глубоким вздохом и протянул кисет своему товарищу.
Но Илька не мог дальше говорить. Ему как раз надо было рассказывать о том, как отец вчера унес у него все, даже старое пальтишко и удочки.
Из-за острова выплыл плот, на котором стояли два домика: один длинный, наподобие барака, другой маленький, как будка. Все это, вместе взятое, на сплавщицком наречии именовалось казенкой. Люди на плоту дружно работали потесями, прибиваясь к берегу, на котором сидел Илька со сплавщиками. Молодой сплавщик подбежал к воде и, сложив руки рупором, закричал: