Индии без надежды вернуться в Ферганскую долину. А по лестничным пролетам и коридорам дома четвертые сутки ходят две женщины. Это наши бойкие, как цыганки, соседки. И юбки у них, как у цыганок, длинные и широкие. Они стучат во все квартиры – только нашу обходят стороной, – трясут клочком бумажки. Это какая
-то петиция, под которой они собирают подписи жильцов против ночных скандалов и мордобоя. Они ходят с той самой ночи, когда русский ублюдок, схлестнувшись с Гробиным, кричал на весь дом, что я буду его сукой. Эти соседки выселили бы отсюда всех живописцев к чертовой матери – а пока взялись за одного. Они, похоже, всерьез вознамерились погнать взашей из доходного дома мудака Гробина, корень всех бед и вселенское зло. Это две честные замужние женщины. Они склочные – как большинство честных и замужних.
Со своей петицией они пойдут к самому Зайке – и тогда Гробину несдобровать. Так они думают. Вот только всем здесь плевать на ночные скандалы, на разбитые лампочки, на загулы художников, на вздохи привидений в вентиляционных шахтах, на пьяного Африканца посреди февральской ночи, плевать на их нелепую петицию на клочке бумаги. Эти честные и замужние чего-то попутали в лабиринте мироздания, осели не в том квартале. Но им надо расходовать на беспредельную ерунду энергию ядерных боеголовок, кипящую у них внутри. В этом смысл их жизни.
Мне так беспросветно, что я накидываю шаль и иду к Сатанову. Грею для него на плите чайник. Я так боюсь, что он умрет. Ведь никто на всем свете, кроме него, не скажет мне всей правды.
– Как Гроб? Пишет что-нибудь? – спрашивает Сатанов.
Ох, Сатанов… Нас с тобой, мудаков, хлебом не корми – дай только поговорить о Гробине.
Никто из нас никогда не писал небо голубым. Каким угодно – венозно-бурым, фисташковым, коричневым, цвета жженой сиены, охры, кадмия, фиолетового ультрамарина. Но только не голубым. Зеленая трава и голубое небо – все равно что однотонная блевотина. А как же оранжевые кусочки непереваренной морковки? А как же рассеянный свет небес – как, ну скажите на милость, передать цвет электромагнитного излучения? Нестиранная рубаха господа простирается от горизонта до горизонта. Попробуй напиши ее голубой. «Святая простота», – кисло усмехнется боженька и заберет сразу в рай. Только Гробин знает, как надо. Мы вслед за ним душу мечтали продать, чтоб научиться писать сажей снег, а небо – умброй, темной, как кровь и почва. Мастера обмана, проклятые поэты промозглых подворотен. Господу не нужны наши жалкие души. Ему нужна лишь его черная дыра вместо души. Верно я говорю, Сатанов? Жив ты там еще на своем тюфяке?