Жюст Рива пропустил меня к лестнице, ведущей в дом. Он попросил не обращать особого внимания на его болтовню. Может, просто мир стал слишком сложным, и старикам его не понять. Может, старикам самое время заткнуться и уйти на покой — Жюст не имеет ничего против — чтоб я знала.
Когда мы вернулись на кухню, Эрмина вручную взбивала яичные белки. Пока мы были на улице, хозяйка дома решила, что в такой холод шоколадный мусс никому не повредит. Не говоря уж о Кристофере, англичанине, давно обосновавшемся в деревне и несколько дней назад заболевшем, — ничего страшного, просто усталость, он гурман, не откажется от десерта Эрмины, который она занесет ему завтра к обеду.
Пока Жюст убирал со стола после полдника, чтобы накрыть к ужину, я наблюдала за движениями Эрмины, которая не пользовалась никакими мерными чашками и, однако, производила впечатление хозяйки, взвешивающей каждый ингредиент до грамма. Помешивая шоколад на водяной бане, Эрмина сказала мне, что социальные службы недолго паслись в деревне и что, конечно, это секретная информация. Спустя какое-то время после того, как пищу, приготовленную в подобающих лабораториях, доставили клиентам, Эрмине стали звонить — и по телефону, и в дверь. Люди приходили к Эрмине тайком — сын парализованной Мари-Луизы, две не слишком приятные дочери мадам Монтанжеро — Эрмина не собиралась перечислять мне всех, просто хотела дать представление; в общем, являлись люди, чьи родственники не желали есть пищу, которую доставляли социальные службы, больные просто-напросто выбрасывали эту стряпню в мусорное ведро или в сад, если таковой имелся. «А все потому, — объяснила Эрмина, — что социальный суп жидкий и пресный, как ключевая вода, ни грамма соли, а в картофельном пюре никакого картофеля — короче, ни запаха, ни вкуса у этой еды не было, она только отбивала желание жить». После многочисленных дошедших до Эрмины жалоб решено было схитрить и вступить в заговор. Доставку социальных обедов никто не отменял — боже упаси, это могло бы привлечь внимание властей. Так что государственные траты уменьшить не получилось, но что поделать! Вопрос социальной кухни решили мигом. Эрмина улыбнулась мне, признавшись, что ее курицы — десяток всегда приходится держать, чтобы были свежие яйца, — с удовольствием уминают государственную еду.
— Теперь понимаете, почему я приготовила такой большой гратен? — прошептала Эрмина, словно агенты, побывавшие у нее на кухне, оставили после себя жучка.
Я молчала.
Мое молчание Эрмину не смущало. Она выдвинула ящик, взяла нож с тонким длинным лезвием и открыла духовку. Надо было проверить готовность гратена, который, как я теперь поняла, ждали не только мы втроем.