Я не хочу брать Алексиса за руку, потому что знаю: рука холодная. Я привыкла к его бесчувственной, но теплой руке. Мне незачем прикасаться к его неподвижным пальцам, я знаю эти ощущения. Уже знаю. Я не хочу гладить его по лбу, ведь это уже не его лоб. Я не плачу. Даже если бы здесь, в этой подвальной отдаленной серой комнатке, отданной под погребальные дела, десять или двенадцать человек принялись бы хором реветь, Алексис бы их не услышал. Так что не вижу смысла поднимать шум, говорить о душе, обсуждать цвет рубашки, выбранной для Алексиса кем-то из ответственных за погребальные дела, удивляться тому, как по-прежнему хороши его губы, смотрите-ка, можно подумать, он улыбается, я не стану всего этого делать, убеждая покойника в том, что попрощаться с ним пришла толпа людей. Ведь я одна.
7
О необходимости превращать погребение в искусство
Моя подруга Летиция Ланг очень любит горы и прогулки в горах. По крайней мере, так она мне сказала. Но сейчас, когда мы с лыжными палками пробираемся через снега, я начинаю сомневаться. Во-первых, у Летиции уже совершенно мокрые ноги, хоть она хвасталась горными ботинками со специальной защитой от снега. А во-вторых, я чувствую, что с каждым шагом Летиция все больше от меня отстает, впрочем, не так сильно, чтобы я не слышала, как она пыхтит и жалуется: мол, склон слишком крутой, пейзаж никакой, на небе тучи, снег тяжелый, ветер дует прямо в лицо, мороз колючий, давление низкое, снаряжение плохое, ноги замерзли, во рту пересохло и есть хочется. Я стараюсь не отвлекаться на мысли о возможных препятствиях, двигаться вперед, чего бы это ни стоило, в надежде, что произойдет чудо, которое химики объясняют исключительно химическими процессами, а я предпочитаю не объяснять вовсе, а просто проживать, да-да, проживать моменты, когда душа воспаряет и тело становится таким легким, что можно почувствовать себя вне этого мира и не тревожиться о том, куда все катится.
Через два часа прогулки в гору, запомнившейся мне во всех деталях, включая монотонное ворчание у меня за спиной, я ощутила такую усталость, опустошенность, словно ко мне прицепили огромный камень в десять раз тяжелее меня самой. У меня в голове вот-вот произойдет короткое замыкание. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Провод воспламенится — и привет. Честно говоря, я, конечно, приблизительно представляла себе, что такое всем известное выгорание, о котором постоянно пишут в журналах, но я не думала, что сама окажусь жертвой — да еще прямо здесь и сейчас, стоя в горах под облаками и тучами и созерцая невозмутимый пейзаж.