− Ты о чем? — пробормотала Лера. Мысли снова вспорхнули, как испуганные воробьи с куста.
− Об аневризме. Ты спросила — откуда я знала, что он болен. Я попыталась вспомнить, ну и… Не вспомнила. Где-то в разговоре, наверное, упоминалось.
− Когда я спрашивала?
− Час назад. Лерчик, с тобой всё хорошо?
− Заработалась просто. И ещё похороны эти, вышибли из колеи. Так печально… Молодой еще совсем был. Я два дня хожу, думаю… Не знаю, почему.
− Мы все в шоке, − вздохнула в трубке Вика. — Такая счастливая пара, и тут вдруг — бац! Хочу заехать к Нате завтра после работы. Выпьем, пообщаемся по-сестрински. Ты с нами?
− Я всего лишь средняя. — Вспомнила Лера шутку из детства.
Вика неопределенно хмыкнула.
− Смешно. — сказала она. — Но ты подумай, если что. Родственная связь — самая крепкая. Вместе переживать беды легче.
Едва она положила трубку, Лера открыла меню вызовов. Мысли уже не просто порхали, а бились изнутри о стенки черепа. Сердце заколотилось. Подступила тошнота. Всё, как положено во время панической атаки.
Час назад она звонила Вике. А потом — Нате. Звонок длился почти четыре минуты.
Черные дыры сожрали воспоминания.
Что это был за звонок и о чём они разговаривали?
Лера села на край кровати, вертя в руках телефон. Потом набрала Пашку. Кусала губы, не замечая. Тошнота не отступала.
− Рад тебя слышать, − сказал Пашка. На заднем плане играла какая-то гитарная мелодия.
− Мне нужно, чтобы ты приехал. Срочно. У меня, кажется, снова «приход».
− Серьезный?
− Пока не знаю. Но, кажется, я уже наломала дров… И захвати что-нибудь крепкое. Виски, водку, что угодно.
− Хрен тебе, сестрица, − ответил Пашка. — Держись. Скоро буду.
Лера положила трубку и рысью бросилась к туалету. Желудок выплеснул кофе, капсулу «Ревинола» и зеленоватую едкую желчь, полившуюся из носа. Глаза наполнились слезами. Лера села возле унитаза, растирая ладонями сопли.
Затылок продолжал болеть.
Пашка развалился на заднем сиденье такси и бегло редактировал видео.
Время поджимало, такси стояло в пробке, курить было нельзя — все эти мелкие неприятности походили на липкие щупальца осьминога, присосавшиеся к сознанию. Мысли сделались вязкими. От таких мыслей Пашка обычно избавлялся алкоголем, но сейчас даже выпить было нельзя.
А всё потому, что именно сегодня требовалась ясность сознания. Ради Леры.
Они уже много лет вытаскивали друг друга с того света. Две соломинки — из одного, мать его, веника. Лера со своими «приходами», и Пашка с навязчивой идеей влезть в какие-нибудь приключения. Что-то в этом было подсознательное и плохо контролируемое.