Я упаковал рубашки, книги, шейные платки, пластинки, фотоаппарат, лотерейные билеты, карточки лото. Оставил лишь «Стейнвей» и несколько пар слишком теплых носков, все равно я их терпеть не могу. Оба чемодана закрылись без особого напряжения: у меня полный комплект одежды, но ничего лишнего. И без малейшего угрызения совести я забрал четыре пары запонок, булавку для галстука и часы – мои военные трофеи. Прихвачу и машину (с упоением, что страховка за нее заплачена и на полгода я лишен забот по этому поводу). «Уж миллиона долларов за все это вполне достаточно», – подумал |я, не без удовольствия ощущая всю свою гнусность.
Собравшись, упаковавшись, я натянул знаменитый коричневый костюм в стиле Аль Капоне и посмотрел на себя в зеркало. И мне показалось, что я уже помолодел. Я подошел к фортепиано – единственное, чего мне здесь было жаль, – и стал меланхолично наигрывать странный мотивчик на основе привязавшегося ко мне аккорда. Пока я так и сяк обыгрывал эти три ноты, в окно забарабанил дождь и, словно град пощечин и поцелуев, обрушился настоящий ливень. Я распахнул окно, высунулся – теплые струи омыли мне лицо, и целую минуту я смотрел на дождь, слушал его шум, потом аккуратно и тщательно закрыл створки, чтобы не испортить ковер. Развернулся, взял свои чемоданы и вышел в коридор. Я бы предпочел попрощаться с Лоранс, но дожидаться ее у меня не хватило бы терпения. В любом случае, мне безразлично все, что она могла бы сказать; и без малейшего удовольствия я услышал, как она меня окликнула из своей комнаты:
– Венсан?
Я вздохнул, поставил чемоданы и вошел к ней. В комнате горел только ночник, словно обещая ночь любви, и по-прежнему все обволакивал аромат ее духов. Я глубоко вдохнул его, будто хотел удостовериться, что эти чары надо мной уже не властны. Семь лет я прожил в этой вязкой атмосфере... как странно...
– Да?
Лоранс в белом свитере, который ей очень шел, сидела на постели, поджав ноги, и мяла в руках летний пестренький платочек.
– Присядь, пожалуйста, – сказала она. – Ты куда собрался?
– Ухожу, – объявил я ровным голосом, присаживаясь на кровать. – Мои чемоданы у дверей, и я рад, что застал тебя, мне самому не хотелось уйти, не предупредив.
– Уходишь, ты уходишь?
Ее лицо страшно исказилось от изумления. Оно буквально оцепенело, и прямо на моих глазах, как это бывает в романах или фильмах, гримаса животного страха обезобразила его.
– Послушай, – сказал я, – ты ведь читала этот журнал, «Л'Эбдомадэр»...
Она кивнула головой, не сводя с меня глаз, словно я был статуей Командора.