Они вывезли меня куда-то за город, освободили руки и сняли повязку с глаз.
– Иди, – сказал один. – У тебя полчаса. Павел Сергеич распорядился. Наслаждайся, пока можешь, придурок.
Другой распахнул дверцу и вывалил меня из машины. Я поднялся, разминая затекшие запястья, сторожа отступили. Вернее, выпали из поля моего зрения. Я хотел быть всем, кроме них. Сделать мысленную выемку – если уж не мог бежать. Куда бежать? Лес был разрежен, а ноги долго оставались ватными.
Я не боялся – просто головокружение, воздух. Я знал почему-то, что здесь стрелять они не будут.
Полчаса. Глазам было слишком ярко – ведь все эти дни они держали меня в темноте. Так как я, сквозь тяжелый воздух слыша обрывки фраз о каких-то вкрадчивых договоренностях, тупо молчал в ответ, то они решили сделать так, чтобы я как следует представил себе свою смерть. Я знал, что они о ней уже объявили. Но я запретил себе представлять что бы то ни было – и особенно будущее. Я думал о том, что реальность, конечно, фейк. Этой несвежей мысли ничто не противоречило. Потом несколько дней я думал о частностях – о смысле духоты, тесноты, темноты. Это помогало не ждать побоев. Странно – они меня не били. Оставляли тарелку с недоваренной гречневой кашей и стакан жестяного на вкус чая в проеме нижней дверцы, проделанной в двери камеры, будто для кота. И это меня не унижало. Да, мне приходилось садиться на пол, чтобы разглядеть поднос и дотянуться до тарелки. Ел я там же, на полу. В уборную приходилось проситься, вызывая охрану звонком. В параше мне было отказано. Дежурный, приближаясь к камере, рассекал тьму фонарным лучом, идущим от бронированного шлема – и казался безумным шахтером и футуристическим отоларингологом. По утрам он водил меня умываться. Вот и все.
Время остановилось. Никто меня не допрашивал, не пытал. Не знаю, было ли это подобием уважения, случайной проволочкой или следственным экспериментом – скорее, третье.
Но я чувствовал, что этот сюжет только начинается. И когда они вошли, сковали руки, завязали глаза и повели куда-то длинными, узкими коридорами (пару раз неловко я задел локтем о стену, ведомый одним и подгоняемый другим), я сразу понял, что это не финал, а какая-то навязываемая мне услуга, и они потом потребуют стократно.
И вот он – яркий, накатывающий волнами свет. Я старался не жадничать и не упиваться зрелищем впрок, а смотреть спокойно, будто я свободен. Будто. Какая большая разница между «будто» и «быть»!