— Около моста.
— Недалеко от колхозной бани?
— Ага...
— Чудесно. Тетенька, мы вас очень просим сходить в Слободу и узнать, что там случилось этой ночью. Может быть, сестра знает.
— Я к ней сама собиралась, да все некогда было. Сейчас и пойду. А потом зайти к вам?
— Да, сюда. Очень прошу.
Женщина ушла. Старик отправился на другую половину избы, к больной жене. А Володя сел и задумался: не сбегать ли за это время в Дубовую Гряду, к матери? Она, наверное, волнуется за него.
Встала Валя.
— Рано, могла бы еще поспать,— сказал хлопец.— А я хочу в Дубовую Гряду пробежаться.
— Зину навестить? — усмехнулась девушка.
— Я и не думал о ней.
— Боялся Копыцкого, поэтому и не подходил. А теперь можно.
— Это ты ее ревновала к Копыцкому, он тебя тоже любил.
— Любил, когда я только что пришла в отряд. Тогда я, глупая, плакала. А теперь поняла: мало ли что командир, все равно оплеухой надо отвечать.
— Не знал, что ты такая сердитая. И мне надо тебя опасаться?
— Ты — другое дело,— отвернулась Валя к окну.
Володя подошел и погладил ее по волосам, крупными волнами спадавшим на плечи. Объяснил, что его мать наверняка знает, в какое положение он попал, и, конечно же, нашла в малиннике место, где на него устроили засаду.
— Сходим к ней, Валечка, а? — спросил хлопец.
Девушка не ответила, села на край кушетки, натянула сапоги и лишь после этого произнесла:
— Пойдем.
Володя тихонько открыл дверь в соседнюю комнату:
— Дедуля, пускай хлопцы спят. Мы с Валей сходим в Дубовую Гряду и скоро вернемся.
— Ладно, скажу им.
Утреннее солнце уже светило, но еще не грело. Серым разливом стоял в низинах туман. Над кладбищем возле Дубовой Гряды носилось и драло горло воронье.
— Ты бывала в нашей деревне? — спросил Володя, когда невдалеке показались окраинные избы.
— Нет.
— Видишь, как убого она теперь выглядит. А посмотрела бы с этого пригорка перед войной! Вон там стояла целая гряда дубов. Стройные, высоченные. Немцы спилили их. Часть вывезли, часть еще лежит. С некоторых кора облупилась, и они стали похожи на гигантские кости мамонтов.
— У меня что-то сердце щемит. И на душе так, как было, когда убегала из немецкого эшелона,— призналась Валя.
— Почему?
— Если бы с группой, а то одна к твоей матери иду. Ведь все знают, что ты дружил с Зиной, и вдруг явлюсь я.
— Моя мама добрая, но и ревнивая. Узнала, что Зина вышла замуж, еще выше голову подняла и говорит: «Подумаешь, мой сын ей нехорош! У него не такая будет!» Вот и познакомлю с тобой.
— А для чего, для насмешки?
— Для какой насмешки? Ты же... красивая и умная,— последние слова Володя произнес смущенно.