— Ого! Что ж, тут сложностей также нет, перенесём на меч оттиск без проблем.
— Замечательно.
— Сколько штук изготовить?
— Хм, вопрос. Давайте для начала полста тысяч.
— Для начала?
— Если понравится нашим узкоглазым союзникам подарок, отчего и нет? Продолжим штамповать, ещё и в Корею завезём. Думаете, Николай Николаевич Муравьёв вам запрос на таковые «ножики» не пришлёт?
От души посмеялись с Путиловым над энергичным дальневосточным наместником Муравьёвым-Маньчжурским. А там и императрица пришла, молока принесла. Ага, стакан козьего, царственными ручками надоенного. Николай Иванович засуетился, засмущался. Женщин он робел, тем более — государыня! Едва ли не силой пришлось оставить графа на поздний завтрак, или ранний обед, даже не пойми как назвать. Детей не было, трапезничали втроём, супруга рассказывала как великие князья рано поутру торжественно сожгли злосчастного воздушного змея, из-за которого папенька высочайше соизволил нае…ться, пардон навернуться с дерева.
Андрей Дмитриевич Мезенцев, недавний посол Российской империи в Конфедеративных Штатах Америки, гвардии генерал-майор, а с недавних пор «всего лишь» тайный советник и «владыка» заокеанской губернии Русский Орегон, с утра раннего вышел из дому и, хлопнув дверью, зашагал к зданию губернской управы.
Блестящая карьера первооткрывателя Русской Калифорнии, в заокеанские разведчики отряженного великим князем Константином ещё в далёком 1845 году, когда Особая Экспедиция с китайцами возилась и только-только Владивосток закладывала, дала трещину. Да какую трещину — под откос навернулась! И всему виной — баба! Говоря по правде, Андрей Дмитриевич супругу дорогую, горячо любимую Монику Константиновну, бабой именовать решался исключительно мысленно и вне стен дома, но сегодня припекло опального губернатора, ой как припекло!
Говорили же дуре своенравной, предупреждали! Нет, как назло устроила поездку в приграничные районы с Мексикой, собрала до трёхсот чумазых, голодных, оборванных ребятишек и вывезла в Константинополь-Тихоокеанский, требуя от наместника устроить сироток в приют, так как родители тех ребятишек погибли от зверств корейских карательных отрядов. Мезенцев в то время аки тень следовал за Президентом Конфедерации Джефферсоном Дэвисом, стараясь не упустить момент возможного начала сепаратных переговоров Севера и Юга. В кипящем котле политическом, интригами и провокациями переполненном, ухитрился не свариться, как герой ершовского «Конька-Горбунка». А на домашнем фронте такой удар!
Не зря, ой не зря старый разведчик Образцов слал срочные телеграммы в Атланту и Ричмонд, «намекая» на нежелательность поездок Моники Константиновны Мезенцевой с благотворительной миссией в приграничные районы. А ведь она даже границу не пересекала, сирот набрала по большей части в Техасе и в Сан-Диего. Там корейцы, по крылатому выражению Константина Николаевича, «зачистили» территорию от потенциальных грабителей и бандитов. Вешали всех, кого ловили с оружием и неважно — представляешь ты официальную власть или простой траппер. Так и висели рядышком бродяги-оборванцы, бандиты, охранники поместий, полицейские, солдаты регулярной армии республики Мексика. На Тихоокеанском побережье боевые корабли российского флота влетали в мексиканские порты и высаживали роты десанта, состоящие исключительно из корейцев. Командовали такими ротами офицеры Особой Бригады полковника Сыромятова, которого Мезенцев, было дело, едва не отправил под суд военного трибунала. Тогда Никиту спасло лишь личное вмешательство императора, а ныне он на коне — за смещение «старцев» Беловодьевской старообрядческой общины, пожалован золотым оружием от государя, саблей «За Веру и верность»…