– Кто все эти люди? – спросил он.
– Понятия не имею. Друзья Минны и Сесилии.
– Почему они пригласили людей в твой дом?
– Как-то раз они заглянули ко мне и решили, что дом слишком пустой. Полагаю, я – план Минны на эту зиму. Она беспокоится, что я расстроен из-за Чарльза. И, очевидно, когда в момент благостной рассеянности ты объявляешь, что будешь чьим-то крестным, то разом отдаешь человеку все свои земные богатства, включая дом и Рождество. На самом деле мне нравится вся суета, – признался я.
Кэйта улыбнулся.
– Мне тоже. Послушайте, я уже говорил, что вы едете в Перу в июне?
Я никому не рассказывал о поездке, но для Кэйты не было преград, как и двадцать пять лет назад.
– Нет, и я действительно собираюсь. Почему ты спрашиваешь?
Где-то наверху, в бывшем кабинете папы, превращенном в новую большую гостиную, Сесилия начала играть на скрипке ту же рождественскую песню, которую играл Кэйта. Но она притворялась, что не знает ее, и в шутливой манере, как умеют делать одаренные музыкальным талантом люди, заменяла пробелы бетховенской «Одой к радости». Потрескивали дрова в камине, и из трубы доносился смех людей.
– Вы можете прислать мне немного пыльцы из леса? Всего один пузырек. – Кэйта замолчал. – Я делаю светлячков.
Я рассмеялся.
– В Токио?
– Нет, в Найтсбридж. – Кэйта протянул обрывок бумаги с адресом: Филигранная улица.
– Приехал на праздники?
– Нет, жить. Ненадолго, всего на пару лет.
– Прекрасно, – ответил я и замолчал, ожидая, что он скажет что-то еще, но он не сказал. Для своей страны Кэйта был высоким мужчиной и держался соответственно, но изредка в нем появлялась удивительная хрупкость, когда он приступал к чему-то особенно неподъемному. Я подлил ему чая в чашку. Кэйта заметил дрожащий пар и вернулся в реальность.
– Она играет «Оду к радости»? – наконец спросил он.
– Да. Она шутит. Пытается сказать, что ты должен подняться и поздороваться.
Они уже были знакомы. Минна приезжала в Японию, когда Сесилии было около четырех лет. Примерно за два дня Кэйта научил ее читать – и это он проделал с деловитостью человека, который не любил детей и нуждался во взрослом собеседнике.
– Что?
– Кэйта? Радость? – тихо спросил я. Кэйта знал, как переводится его имя, но все еще выглядел отстраненным.
– Ах да. – Наконец Кэйта пришел в себя. Я понял, что он оценивает возможное недалекое будущее, в котором он проводит Рождество с Сесилией. Он встревожился. – Лучше не надо.
Я рассмеялся.
– Где же дух Рождества? Именно поэтому ты здесь, иди. Я скоро присоединюсь к вам.
С этими словами я направился в старый кабинет Чарльза. Взгляд Кэйты остановился на двери. Я решил, что он улыбнется, словно за дверью притаились люди с хлопушками, но он быстро отвернулся. Когда я толкнул дверь, никто не выпрыгнул на меня из-за папоротников.